Так вот почему «Академия»… Это же так зона по-ихнему называется. Вот это влип, вот это поворот на сто восемьдесят градусов.

А эта криминальная амазонка вынимает из-за пазухи трусы розовые и на пол бросает со словами:

– Это что за подстава? Над честными девушками издеваешься, маслобой?

– Помилуйте, Клавдия, трусики фирменные, контрабандные. И при чём здесь масло? Я ничего не взбиваю. Что вы всё, маслобой да маслобой. Если, конечно, вам хорошее масло нужно, то я достану… белорусское есть или голландское…

– Молчи, бесогон! – рычит она и аж слюнями брызжет.

– Какие-то у вас словечки мудрёные, я таких не знаю. Вы мне лучше простым языком объясните, а начните с того, почему вы не на работе? Сами говорили: «два через два»…

И тут не даёт ответа, а только вдруг медленно начинает моя гостья по стене сползать, словно из её нахрапистой бесцеремонности вынули заводную пружину, устраивается на полу напротив меня, и, растирая по личику макияж пополам со слезами и соплями, начинает голосить протяжно:

– Да какая же теперь может быть работа, ой, какая же я дура, ой повелась, а ты, гадина, зачем на базаре мудруешь, что за напасть такая, ой, дура я, дура!

И снова песня о главном. Что-то случилось? Нет, припев этой песни мне легко зашёл, потому как ничуть не противоречил моей мировоззренческой концепции. Бабы – дуры не потому, что, а вопреки всему! Однако ответа на главный вопрос, что случилось, не давал. За малое время прокрутил я в сотрясённом мозгу всё, что знаю о наркотиках, новогодних розыгрышах и похождениях буйнопомешанных граждан. Больше походило на буйнопомешанных, но случай редкий. Так, с чего начать, если ножи и вилки прятать поздно, попробуем разговором отвлечь.

– Так ты, Клава, почему, говоришь, на работу-то не пошла?

– Не пошла вот, – всхлипнула Клава, – трусы твои проклятущие надела, и сразу такое пошло-поехало, с ног валюсь, перед глазами огни скачут, грудь болит, соски, как укусил кто, в жар меня кинуло, промокла вся, и мысли бесстыжие лезут, как будто меня пятеро в цирке…

– Стоп-стоп, это что значит – пятеро, по очереди, что ли?

– То-то, что сразу!

И опять заревела. Точно: клиника! Куда её теперь, в Кащенко или в Белые Столбы? Вот на уроках безопасной жизнедеятельности детям всяким бредом про пожары и другие стихийные бедствия головы забивают, а что делать, куда звонить при встрече с психами? Об этом ни полслова!

– Я, Клава, не знаю, почему ваша простодушная невинность не позволяла вам ранее видеть вокруг себя всеобщей тотальной сексуальной озабоченности, но только это не повод на работу не идти. Вы что же, считаете, если работяга железяку какую в станке крутит, так он про эту железяку думает? Нет, Клава, не про железяку!

– Да знаю я, о чём вы все думаете-то, и ты, знаю, зачем в Бельведер звал, только я не такая, а согласилась от тоски!

– Допустим, от тоски, но при чём здесь работа?

– Позвонила я на работу, как была в одних трусах, а во мне гонор поднялся как у Суперстар, ну и обсказала им, где я видела их с их древесно-стружечными планами, опилками и шлифовальными машинами!

Снова рёв, слёзы и мои утешения пропускаю, только конкретно суть:

– И началось: с соседями вдрызг, с родителями в клочья, и всё из меня прёт, то я министерка какая, то из блатных, то Путина крестница, а всё трусики виноваты ваши!

– Однако странные рассуждения: ну, поплавились у вас предохранители, ну немного повздорили-поспорили-поговорили, но при чём же здесь трусики. Вот заметьте, ко мне вы без них, то есть с ними в руках пришли, а пёрло из вас зоной как новогодний фейерверк!

– Не тебе, маслобой, меня зоной попрекать! – оскалилась она. – Говори, извращенец, чем трусы натёр?!