Группа бесшумно спустилась вниз, лавируя между кустарником и скальными выступами. Фольке видел в темноте, как кошка – не по природе, а по привычке. Десятки ночных тренировок приучили его ловить форму, движение, блеск глаза или отблеск металла. Лунный свет хоть и тусклый, но помогал различать объекты: силуэты, габариты, позиции охраны.

Впереди замаячили фигуры часовых. Два красноармейца стояли у первой опоры, третий – неподалёку, на смотровом пункте с винтовкой на груди.

Фольке и Бектемир двинулись к ним, пригибаясь, двигаясь, как тени. Диверсанты подошли настолько близко, что красноармейцы не успели даже повернуть головы. Один удар в шею, другой в сердце, третий сдавленный хрип – и все трое рухнули без звука.

– Schneller! Los geht’s! (Быстрее! Вперёд!) – прошипел Рихард, указывая на мост.

Они начали разбегаться по опорам, чтобы заложить взрывчатку. Всё шло по плану. Но внезапно…

Из темноты, как будто вырезанный из самого воздуха, перед Фольке вырос Касым Токсанов. Мгновение. Взгляд. Узнавание. Два майора – два мира, два фронта – одновременно выхватили кинжалы и рванули друг на друга.

Фольке был быстрее и сильнее, его удары были отточены, как по учебнику. Касым отбивался с яростью, но ему явно не хватало ловкости диверсанта. Немец дважды ранил его – порез по предплечью, укол в бок. Касым зашатался, но не упал. Фольке занёс руку, чтобы вогнать сталь в сердце, и уже почти торжествовал…

Но в этот момент Касым резко ушёл в сторону, развернулся всем телом и вогнал свой нож в шею противника.

Рихард захрипел, отпрянул, споткнулся – и рухнул, хватаясь за горло, из которого била тёмная кровь.

Тем временем за спиной Токсанова двое милиционеров сцепились с Бектемиром. Тот был, как разъярённый зверь – молниеносный, беспощадный, хладнокровный. Он вогнал нож в живот первого, оттолкнул, выстрелил второму в бедро, и уже готовился добить…

Но раздался выстрел – короткий, хлёсткий, как пощёчина.

Касым, стоя, качаясь от боли и усталости, направил ТТ прямо в сердце Бектемира и спустил курок.

Пуля ударила точно. Бектемир пошатнулся, упал на колено, потом на землю. Без звука.

Тишина.

Остатки диверсионной группы уже начинали отходить, когда по реке понёсся красный сигнал ракеты – знак тревоги.

Мост был спасён. Цена – кровь и ночь.

14.

3:01 ч., 26 апреля 1943 года. Чарджоуский мост.

Остатки группы диверсантов срывались с места в тёмной ночи, отступая в хаосе выстрелов, криков и грохота шагов. Штолке, один из старших по группе, быстро сообразил: «Это засада. Нас ждали.»

Всё было ясно: миссия провалена. Мост – уцелел. Взрывчатка так и осталась неиспользованной у первой опоры. Вернуться в Афганистан, пересечь границу и добраться до Турции – мечта, которая больше никогда не станет явью.

Но абверовцы были не теми, кто сдавался. Если уж умирать – то с оружием в руках, дорого продав свою жизнь.

Алихан и Турсун отступали прикрываясь развалинами насыпи. В их руках – автоматы МП-40: компактные, складные, с характерным коротким стволом и длинным прямым магазином на 32 патрона. Они плевались короткими, чёткими очередями, которые скашивали всё, что попадало под огонь.

Пули резали ночь, как иглы, и каждая очередь была меткой – один за другим падали раненые и убитые милиционеры и бойцы охраны. МП-40 гудел в руках Алихана, как живое существо, и стрелял без промаха.

Но их всё равно прижимали – с флангов, с тыла, из-за насыпи и со стороны моста.

В этот момент две другие группы милиции подъехали на грузовиках, осветив пространство фарами, как прожекторами. В пыльном мареве фар мелькали фигуры, которые тут же открыли огонь.