Здесь же передвигаться значительно проще. Ночами снегоуборочная техника избавляется от выпавших осадков, не забывая посыпать солью широкие тротуары, а с детства привыкнув к суровой непогоде, ветра я сношу вполне спокойно. На прошлой недели мы с Таней урвали мне неплохой пуховик, пусть Петрова и уверяла, что он больше подходит восьмикласснице, так что на улице чувствую я себя вполне комфортно. И если за это время когда и мерзла до самых костей, то только сейчас, когда взгромоздившись на широкий подоконник, прижалась спиной к окну.

Свет уже минут двадцать, как приглушили, погрузив длинный коридор рядом с кабинетом информатики в полумрак, студенты в большинстве своем отправились по домам и лишь наша группа все так же продолжает сидеть в учебной аудитории. Нервно грызет ручки, бросая друг другу вопрошающие взгляды о помощи, и усердно имитирует увлеченный учебный процесс. Все, за исключением меня. Поэтому и трясусь в одиночестве, не в силах справиться со слезами, пугая охранника, расположившегося в другом конце коридора своими пусть и приглушенными, но вполне различимыми всхлипами. Плевать, что он сочтет меня размазней, или кто-то из замешкавшихся студентов, проходя мимо, заметит мой распухший нос и покрасневшие глаза... Пусть даже тот, кто торопливо сбегает по лестнице и уже через секунду покажется на горизонте рассмеется над моей истерикой, все одно — хуже уже не будет.

Да и кому, вообще, может быть дело, отчего я вскарабкалась сюда, вместо того, чтобы отправиться в общежитие?

– Эй, плохо тебе? – опровергая мою убежденность в человеческом безразличии, тот, кто явно куда-то спешил секундой ранее, кладет свою руку на мою коленку. Мужскую руку, мальчишеской я бы вряд ли смогла ее назвать...

– Слышишь меня? – никак не уймется незнакомец, и мне все же приходится поднять голову, предварительно дернув ногой, чтобы избавиться от чужих пальцев.

– Копчик? – удивляет еще больше своим вопросом и, положив свою папку на свободное от меня и цветочных горшков место, делает шаг в сторону, чтобы я могла его разглядеть.

– При чем тут копчик? – глотая слезы, тру нос рукавом, не в силах совладать с дыханием, заранее прикидывая, как смогу побыстрее избавиться от этого добряка.

– Не узнаешь, что ли? Деканат, дверь...

– Игорь? – еле выговорив его имя, вновь опускаю лицо в ладони и жалобно всхлипываю.

– Игорь, – не смотрю на него, но знаю, что он улыбается. – Опять кто-то с ног сшиб?

– Нет, – теперь я перехожу на писк, как делает любой ребенок, наконец, добившийся внимания взрослого, чтобы с кем-то поделиться своими невзгодами. – Информатик...

– Отругал?

– Выгнал!

– И ты из-за этого тут завываешь? – теперь посмеивается открыто, наверняка удивляясь, как в этот солидный вуз взяли ребенка вроде меня.

– Зачет ведь! А он даже слушать не стал...

– И чего? Потом пересдашь, – уж не знаю почему, но Громов явно вознамерился меня успокоить. Может, от природы слишком добр, а может забавляется, глядя на такую неразумную первачку.

Где-то за моей спиной, там на холодной вечерней улице, отгороженной от меня стеклопакетом, кто-то о чем-то громко спорит, под аккомпанемент проносящихся мимо легковушек, и парень молча следит за устроенным парочкой переполохом, давая мне вдоволь выплакаться по так и не полученной заветной записи в зачетке. Когда же, спустя минут пять, я все же перестаю шмыгать носом, он словно отмирает, переводя свои карие глаза на мою зареванную физиономию.

– Пошли давай, Копчик, я тебя до дома подброшу. А то еще под автобус с горя кинешься...

– Несмешно! – слабо протестую, позволяя ему помочь мне спрыгнуть с насиженного места. Тело мое заметно потряхивает — то ли от величайшего горя, то ли от близости продувающей рамы.