В чем-то она права: помимо тоненького журнала, в котором мне предстоит фиксировать пропуски одногруппников, на меня возложена почетная миссия связного между ребятами и педагогическим составом. Поэтому и разворачиваюсь, скрипнув подошвой своих бело-бирюзовых кроссовок о еще чистую в это время напольную плитку.

Мне нравится величие старых стен экономического института, нравится роскошь позолоченных бра на стенах, массивная люстра с лампочками-сосульками, которую явно не снимают намеренно, желая сохранить налет старины в нашпигованном современной техникой здании. И пусть я до сих пор теряюсь, с трудом отыскивая аудитории, именно здесь понимаешь, что детство осталось позади — на нашей кухоньке с яркими желтыми шторами, в моей спальне, где на полках до сих пор рассажены любимые куклы.

Дверь деканата я нахожу без особых проблем, лишь раз свернув не в тот коридор, о чем догадываюсь только тогда, когда упираюсь в тупик. Делаю глубокий вдох, и уже почти касаюсь дерева рукой. Но прежде чем раздается характерный стук, двери распахиваются, а в меня ударяется что-то жесткое, каменное. Словно я, потеряв разум, разбежалась, и что есть мочи приложилась к стене.

Растянувшись на холодном полу, я не сразу понимаю, что же случилось: в голове ни одной мысли, копчик горит огнем, а из легких словно выкачали весь воздух...

– Вот черт, – сквозь шум в ушах, раздается приятный мужской голос, и вот уже чьи-то руки хватают меня за ворот кофты и словно тряпичную куклу приподнимают в воздух.

– Больно? – не очень-то аккуратно поставив меня землю, парень заглядывает в мое растерянное лицо, и так и не дождавшись ответа, начинает вертеть, видимо, проверяя, сильно ли я покалечилось. – Голова в порядке?

Не знаю, что производит на меня большее впечатление: внезапное падение, грубая встряска за ворот кофты, аромат духов, ударивший в нос, нахальные пальцы, сейчас треплющие мои волосы, или лицо виновника моей острой боли...

– Чего делаешь-то? – придя в себя, отталкиваю этого наглеца, растирая рукой свой многострадальный копчик.

– Проверяю, нет ли раны на голове, – улыбается и виновато чешет затылок. – Я не хотел, правда. Янка виновата, – указав большим пальцем за спину, он все же вспоминает о приличиях.

– А я-то что? Вечно носишься, как угорелый! Скоро диплом получать, а никакой серьезности! – покинув свое рабочее место, секретарь выглядывает из-за распахнутой двери. – Цела хоть?

– Вроде бы, – с пылающими щеками, поправляю лямку своего рюкзака, вспоминая, что в коридоре меня дожидаются обеспокоенные одногруппники. – Скажите, а Морозов Виктор Палыч сегодня будет? Лекция у нас, уже пятнадцать минут его ждем...

– А ждете зачем? – словно я его спрашивала, вклинивается в разговор мой обидчик. – Закон есть, или вы первачье?

Теперь он с интересом меня изучает, и чем ниже спускается его взгляд, тем больше расползается улыбка... Я не успеваю проанализировать с чего вдруг мне становится так неуютно, и на автомате приглаживаю волосы, которые никогда не собираю в хвост, предпочитая давать им свободу, хоть и понимаю, что моя пятерня мало что изменит — уверенна, я похожа на пугало. На мне в меру плотный свитшот в мелкий цветочек, свободная юбка до колен и любимые кроссовки...

– Ты тут не умничай, Громов! Иди на кафедру, а то Ильин три шкуры с тебя сдерет. А ты своим передай, – теперь обращается ко мне, – ко второй половине пары — явится. По понедельникам у него такое бывает...

Я с трудом плетусь обратно, проклиная неуклюжего пятикурсника, в то время как тот, неторопливо бредет сзади, отчего-то цокая языком, чем только меня нервирует...