– Чего увязался? – не сдерживаюсь, резко развернувшись, и меня простреливает еще больше — может, копчик я все же сломала?

– Давай в медпункт провожу? – заметив гримасу отчаянья на моем лице, этот Громов, видимо, борется с укорами проснувшейся совести. – Я Игорь. Знал бы, что ты за дверью, не стал бы так торопиться. Хвосты закрываю, чтоб не отчислили, так что вечно на бегу. Давай донесу?

– Не надо! – взвизгнув, отбрасываю протянутую ко мне руку, хоть и смягчаюсь, понимая, что снес он меня не специально. – Без медпункта обойдусь. Пройдет.

– Тогда до аудитории провожу...

– Спасибо, но я сама. Хвосты ведь...

– Точно, – ослепительно улыбнувшись, Игорь начинает пятиться назад, продолжая удерживать на мне взгляд. А глаза у него необыкновенные, цвета выдержанного коньяка... – Без обид?

– Ага, – киваю, одарив ответной улыбкой, не такой открытой, как у него, но вполне искренней, и, махнув на прощание, провожаю взглядом удаляющуюся спину...

– Это была любовь с первого взгляда? – доносится издалека, и я изумленно трясу головой: та же студия, яркий свет, замершие на своих местах операторы, один из которых сейчас наверняка брал меня крупным планом...

– Нет, – устало отвечаю, так и не отойдя от нахлынувших на меня воспоминаний. – Лишь первая встреча, которой мы не придали значения.

Филипп опять кивает, при этом состряпав скорбную физиономию, отчего мне хочется с размаху влепить ему оплеуху — с недавних пор не терплю напускного сочувствия и притворных речей. «Тебя бросил муж? Какой подлец!», «Вы были такой замечательной парой, Лизонька!», «Черт бы побрал эту Петрову! Никогда не нравились ее песни!» — одно и то, даже руку они жмут мне одинаково: берут ладошку и жамкают, словно это не пальцы, а коровье вымя... А после принимают его приглашения на совместный ужин, выкладывают фото в соцсети, на каждом из которых льнут к известной поп-исполнительнице...

– Потом вы же наверняка обсуждали, смеялись, вспоминая, как он сбил вас с ног, – не унимается ведущий, жестом прося зал помолчать: машет указательным пальцем, даже не поворачиваясь к ожившей публике, и слегка приоткрывает рот в нетерпении.

– Бывало. Я думаю в каждой паре ведутся такие разговоры, – вымучено улыбаюсь, сглатывая горечь с языка. Теперь мы вряд ли когда-то сумеем выстроить с Игорем спокойный диалог.

– И что говорил ваш супруг? Какое впечатление вы тогда на него произвели?

– Он счел меня сумасшедшей. Такого нелепого свитера он прежде не видел, – я тянусь к стакану воды, заранее приготовленному для меня, и делаю жадный глоток. Смотришь ли ты сейчас, Громов? Упиваешься моей болью?

– А вы? Наверное, любая шестнадцатилетняя девчонка потеряла бы голову, увидев такого красавца, – Смирнов кивает в сторону экрана, где сейчас демонстрируются снимки Игоря тех лет, и я долго не отвожу глаз от лица мужа прежде, чем ответить.

– Нет. Моя голова была на месте. Я толком и не запомнила его лицо. Разве что только глаза. Это ведь жизнь, мы ежедневно кого-то встречаем и вряд ли сумеем вспомнить каждого, с кем перебросились парочкой фраз.

– Тогда, когда же вы влюбились?

– Я? Позже, немного позже. Наверное, в конце декабря. Да, – перебрав события в голове, откидываюсь на спинку, подустав от статичной позы. – Именно тогда мы начали с ним общаться...

3. Глава 2

К концу декабря в моем родном городке улицы уже усыпаны колючей снежной крошкой. До сих пор помню, как ненавидела пробираться по узенькой тропинке, с двух сторон окруженной высокими сугробами, желая сократить путь до школы. Бурчала себе под нос, соскальзывая ботинком с колеи и увязая в холодной вате. Еще и мороз, пробирающий до костей и обязательно обжигающий щеки...