Добравшись до уборной, я, не теряя ни секунды, стягиваю с себя блузку и, подставив под сушилку влажную ткань, придирчиво рассматриваю свое отражение. Волосы, пусть и мокрые, но все так же аккуратно собраны на затылке, ресницы склеены, но от этого взгляд стал лишь выразительней, немного помады, конечно, не помешает… А что касается юбки – вполне можно счесть что эти темные пятна часть декора. Не для того я проделала этот путь, чтобы сдаваться из-за чертовых каблуков! Торопливо застегиваю пуговицы на груди, заправляю материю под холодную липучую юбку и решительно двигаюсь навстречу судьбе. Одно я теперь знаю точно, заводить знакомства в лифте не мое…

7. Глава 6

– Привет, – я неловко пожимаю плечами, застыв на пороге Таниной квартиры — просторной комнаты в коммуналке на окраине города.

Старые выцветшие обои, круглый стол на резных ножках, за который моя тетка наверняка продала бы душу, питая необъяснимую тягу к антиквариату, шкаф с лакированными дверками, внушительное бра с тряпичным абажуром в центре комнаты, и ковер, с годами потерявший насыщенность красок и теперь брошенный новыми хозяевами под ноги. Раньше он висел на стене, в которой до сих пор торчат гвозди с поржавевшими крючками.

Мне и спрашивать не нужно, как прошел кастинг – красные глаза подруги и мокрые дорожки на ее щеках говорят куда красноречивее слов. Очередная неудача, самая болезненная для Петровой, с чего-то решившей, что эта попытка станет последней.

Девушка отступает, позволяя мне войти внутрь, и прежде чем ее сосед в сальной от грязи и пота тельняшке заплетающимся языком просит занять полтинник, с грохотом захлопывает дверь перед его носом. И это не способ выместить свою злость на весь белый свет, не попытка спустить пар, а острая жизненная необходимость – дверная коробка настолько износилась, что иначе об уединении можно и не мечтать.

– Чего ты такая? – шмыгнув носом, пятится подруга, позабыв о собственных горестях. Морщит свой лоб, прикусив нижнюю губу, и наверняка ломает голову, что же могло со мной приключиться.

– Там ливень, а я, как назло, не взяла зонтик. Дашь мне полотенце? – стягивая с себя импровизированные балетки, насквозь промокшие и теперь совершенно непригодные для носки, даже если лучший сапожник города возьмется за их реставрацию, с мольбой гляжу в голубые глаза блондинки.

Таня мгновенно оживает и уже выдвигает ящик бельевого комода, в попытке отыскать для меня сменку, пока я торопливо расстегиваю пуговки на своей рубашке, желая как можно скорее избавиться от холодной одежды. Вряд ли когда-то я захочу надеть ее вновь.

– Бери, – протягивая мне махровый халат и пару теплых носков, устало командует девушка, присаживаясь на подлокотник дивана. Обнимает себя за плечи и вымучено улыбается, наблюдая за тем, с каким удовольствием я кутаюсь в мягкую пушистую ткань. Чуть дольше задерживает свой взгляд на моих волосах, сосульками спадающими на лицо, и все-таки произносит:

– Я все испортила, Лизка. Не быть мне теледивой, – голос ее дрожит, а пальцы крепко впиваются в рукава толстовки. Нет большего потрясения, чем осознать, что дело, которому ты посвятила всю свою жизнь тебе не по зубам.

– Какие твои года? Кто-то становиться известным после сорока, а ты в двадцать четыре крест на себе ставишь, – говорю как можно жизнерадостней, успев развесить свое влажное барахло на батарее, и достаю чашки для вскипевшего чая. В минуты слабости и бессилия Таня напрочь забывает о гостеприимстве, впрочем, мне ли ее судить? Не улыбнись мне сегодня удача, я бы, пожалуй, не один вечер предавалась самобичеванию, в конечном итоге наплевав на ежедневные хлопоты.