– Нормально, – коротко ответила Аля, но потом неожиданно для себя добавила: – Мам, а ты не могла бы… дать мне немного денег?
– На что? – она приподняла брови, и на лбу появились тонкие морщинки – единственное, что выдавало её возраст.
– На… консультацию у психолога, – Аля кивнула на экран ноутбука, где всё ещё была открыта страница Агаты. – Думаю, это могло бы помочь мне разобраться… с некоторыми вещами.
Мама рассмеялась – не зло, но с явной снисходительностью, которая резала больнее, чем насмешка.
– Психолога? О боже, Аля, ну ты даёшь! Неужели хочешь потратить деньги на пустую болтовню вместо чего-то полезного? Нашла проблему себе.
– Ты не понимаешь, мам! Мне плохо… Мне правда нужна помощь, – Аля почти прошептала последние слова.
Мама пожала плечами с привычной лёгкостью и вздохнула:
– Аля, у тебя просто куча свободного времени. Было бы желание – нашла бы подруг и веселилась. А психологи – продажники, верь мне на слово, милая.
Мама встала с правой стороны от Али, и закатный солнечный свет из окна подсветил её профиль, делая контуры ещё более чёткими.
– Мам, ты не понимаешь, – Аля попыталась найти слова, которые могли бы достучаться до неё. – Это не просто скука, это…
– Аля, я была в твоём возрасте, – перебила она, улыбаясь своей фирменной улыбкой – не слишком широкой, но достаточно искренней, чтобы казаться дружелюбной. – Все подростки проходят через это. Думаешь, ты первая, кто считает, что мир против тебя? Поверь, через это проходят все, и все как-то справляются.
Её слова обесценивали всё, что чувствовала Аля, всё, чем она была. Словно её проблемы – это капризы избалованного ребёнка, а не настоящая боль, разъедающая изнутри.
– Знаешь, что помогает лучше любого психолога? – продолжила она, не дожидаясь ответа. – Спорт и правильное питание. Если будешь больше двигаться и меньше есть всякой дряни, почувствуешь чувствовать себя намного лучше. А самооценка поднимется сама собой.
Она произнесла это так легко, будто предлагала простой рецепт от головной боли, а не решение всех жизненных проблем. Как будто Аля не пыталась сотни раз «двигаться больше и есть меньше».
Мама всегда упрощала всё до предела и не показывала слабости. Всегда была на высоте, но Аля знала, что за этим фасадом скрывалось нечто большее. В детстве она часто заставала маму на кухне поздно ночью, с бокалом вина. В такие моменты её лицо выглядело иначе – осунувшимся, уставшим, лишённым привычного дневного сияния.
Мама мечтала стать актрисой. В молодости даже поступила в театральный институт в Москве, но не закончила его – не справилась с программой. Поэтому ей пришлось вернуться в Зимнеградск и скорее искать работу. Салон красоты стал компромиссом – там она могла быть немного артисткой, рекламируя товары клиенткам. Потом она нашла похожую работу и в Москве, но на самом деле никогда не желала такой судьбы.
Аля помнила фотографии из старого альбома – молодая мама на сцене в любительском спектакле, в ярком костюме, с широкой улыбкой. Её глаза светились настоящим счастьем, не тем натянутым подобием, которое она демонстрировала сейчас.
После смерти бабушка мама изменилась. Але тогда было всего шесть, но со временем она поняла, что мама стала ещё более собранной, ещё более «позитивной», пытаясь заполнить огромную пустоту.
Потом тётя Света, мамина сестра, уехала за границу. Она была младше мамы на пять лет и всегда казалась более смелой и предприимчивой. Она открыла маленький бутик в Милане, который неожиданно стал успешным, и теперь жила между Италией и Францией, в окружении красивых вещей и интересных людей. Мама говорила о ней с гордостью, но Аля видела в её глазах зависть.