– Ну что, поедим?
За окном еще царила ночь. Вместе с холодом и снегом они установили вечный гнет пустого и безжалостного мира. В домике же – напротив, все настолько контрастировало, что у Евгения бы возникла мысль здесь задержаться подольше. Крошечный мирок оплота в безбрежном океане бессердечия и смерти. Но духам не нужен отдых.
Они расселись на полу и разделили пищу между собой. Кушали молча и лишь изредка хихикали, переглядываясь. Женя посмотрел на них отрешенным взглядом и тоже усмехнулся. Сбитая птичка была одна, здесь нечего есть, и все понимали, что, скорее всего, у них в зубах мясцо чингарина…
– Куда теперь? – спросил Женю тот, что в сером балахоне, вытирая губы рукой.
– Ввысь. До самого Царствия Небесного…
Дальше путь был гораздо проще. С новыми спутниками внутренняя связь установилась крепче, как ни парадоксально, возникло ощущение, что они знают друг друга с давних пор. Они мгновенно слились в единый стабильный нерушимый эгрегор и создали вокруг себя оранжевый пузырь – область, что согревала, защищала от назойливых метелей и экономила энергию.
Они целеустремленно шли, не проваливаясь в снег. Их не заботила усталость, не было никаких глупых причин, чтобы нарушался их божественный транс. Пару раз кое-кто поскользнулся, но остальные, ощущая это, быстро подхватили падающих.
Неизвестно, сколько они прошли так, в сладостном забвении, и непонятно, как набрели на это волшебное место. Вершина одной из самых монументальных гор была на удивление просторной. В отличие от своих дальних, чуть более высоких остроконечных сестер, ее шапку словно срезали каким-нибудь космическим орудием. И вот они – Врата в то самое Царствие Небесное. Они были огромны – с трехэтажный дом, мерцающие позолотой, обрамленные мраморными пилонами. Они словно мираж, сотканный из облаков, доступный лишь в духовном спектре. На фоне снега и бледно-лилового неба их было едва видно, а маковки то и дело расплывались даже от столь опытного и пристального взора. На душе запели песни блаженные голоса, а свет с небес, до которых теперь рукой подать, отражаясь от волшебных створок, позванивал хрусталем.
Естественно, двери были закрыты. Евгений постучал кулаком. Секунд через десять – еще раз. Затем еще и еще, настойчивее, и прислушиваясь, не идет ли, не летит ли кто.
Потом Женя прислонился всем телом, ввел себя в самое, как казалось, подходящее состояние и попробовал просочиться сквозь. Открыв глаза через полминуты, он обнаружил, что двери все еще перед его лицом, закрытые. Он оглянулся – а товарищей и след простыл…
Недолго думая, Евгений вскинул молот из-за спины и как следует им шваркнул. Едва заметный гул быстро был задушен, а двери даже не дрогнули. Женю охватила ярость, он вызвал силу Баррента и ударил с такой мощью, какая могла бы пошатнуть бетонный дом на Земле. Опять впустую. Он все бил и бил, а молот почернел совсем.
Евгений перевел дыхание и осмотрелся – не объявились ли «компаньоны». Даже в подзорную трубу не видно было темных точек. После он попробовал выстрелить из лука, и у него даже почти получилась царапина Люциановым мечом. Она, совсем бледная, всего с полметра длинной, медленно пролетела до щели меж дверей и тут же исчезла. Жалкое зрелище. Ничего больше у него с собой не было: ни взрывных стрел, ни возможной помощи Хаша с его сотрясателями.
Через какое-то время Женя сел на колени и стал молиться Создателю, даже распростер руки к небу, лишь бы тот всего лишь на всего открыл эти чертовы двери. А в ответ лишь тишина и пустота. Как было с Женей много-много раз, что навсегда оставило на его душе темное пятнышко. Хаотично в памяти стали всплывать кадры из Жениного детства. Они появлялись и раньше, во время восхождения, но сейчас посыпались шквально. Притом большую часть Евгений не помнил: разговоры родителей, семейные пикники и взгляды первых людей в жизни и их лица; лица, что пугали до плача; мгновения радости от подарков; те времена, когда для счастья еще ничего не было нужно; тот момент, когда первый раз познал страх от того, что мы смертны; первый раз, когда принял наркотик, и так далее…