Кашель Люцианы доводил и без того раздражительных ребят. Они больше ничем не оправдывали ее присутствие – даже думать не желали, что чертов кашель кого-то заразит, спугнет кого-нибудь или их выдаст.

Так и случилось.

Они умудрились проглядеть куараг’зора – здоровенную серую гориллу, ростом в два метра. На локтях, кулаках и коленях выпирали наросты костной природы. О них многие читали, но ни у кого не было необходимости встречаться с ними лично.

Эта мохнатая образина прибежала справа. Люциана быстро среагировала, отправив врагу царапину. Страшный рев и всплеск крови слегка мобилизовали группу. И пока ретивая тварь пыталась поднять отвалившуюся лапу, Шаттьях с Женей пустили в нее по стреле буквально с трех метров.

Еще два куараг’зора приближались со склона. Ребята попробовали взять их под контроль, но тщетно. Евгений удивился – как эти тупые существа могли создать такой непробиваемый барьер? Вскоре стало ясно: метрах в двухстах, у входа в пещеру стоял какой-то взъерошенный комок в тряпках с палкой и что-то неистово кричал. Чудовища ему подчинялись. В этом кличе было столько ярости, что хватило бы на целое поселение.

Пустив стрелы в надвигающихся, как лавина, зверюг, герои в последний момент откатились кто куда. Собрав все силы в кулак, они вступили в бой. Люциана нанесла три изящных удара по раскрывшемуся мясу; Шаттьях со своим топором управлялся чуть менее удачно, а Женя, еще раз откатившись и промазав, решил опробовать прием Баррента. Он сконцентрировался быстро – существо, почему-то, замешкалось. И только враг опомнился, Евгений бортанул его плечом. Само собой, Женя не был столь массивным, как мастер этого приема, да и снег с усталостью и другими факторами не дали ни требуемого разгона, ни силы удара. Куараг’зор отшатнулся на пару дециметров и дал Евгению по морде ладонью наотмашь. Хоть этот удар удалось смягчить, парень упал, как подкошенный. Лишь кадр в полете и слепящий свет – пусть он слепит всех. А тем временем шаман с безумной чумазой рожей машет жезлом и кричит натужно.

Не ясно почему, но от Евгения отстали. Возможно, ему все же удалось перед потерей сознания сгустком одной лишь своей воли вызвать столп света, отвлекающий внимание. Возможно, упав в снег, его сочли временно неважным. Как бы там ни было, прошло несколько секунд, а поле битвы переместилось в пещеру, куда так рьяно пробивались брат с сестрой.

Прямо у входа лежал порубленный куараг’зор и мертвый Шаттьях с вывернутой рукой. Проткнув на всякий случай горло кровоточащей твари, и еще слыша доносящиеся из глубин звуки борьбы, Евгений сел поудобнее и ввел себя в состояние, близкое к тому, в котором пребывал при перерождении в обрыве.

Время замедлилось, и без того темный коридор заполнился тягучими тенями. Дух Шаттьяха нашелся сразу. Он был недоволен, жаждал мести. Еще немного и все померкло. Все жизни, как в бреду, и если кто и видел что-либо в этот момент, то только духи, обитавшие среди тесных стен.

Куараг’зор, оглянувшись, встретился глазами и, попятившись, ударил «командира». Шаман отлетел, лишившись одной чужой шкуры и палки с набалдашником. Сородичи посмотрели на диссидента непонимающе.

Та тварь, в которую вселились, подошла к шаману и раздавила череп ногой. Теперь точно безмозглый смертный успел только округлить глаза, да начать прудить в набедренную повязку.

Дальше неумолимая машина приблизилась к стоящему, освободившемуся от влияния шамана существу, приняла в грудь удар и тут же обеими лапами размозжила уродливую башку о ближайший сталагмит.

На все это смотрела последняя живая тварь. При первых шагах в ее сторону, она бросилась наутек, едва не сбив сидящего Евгения. Одержимый погнался за ней, но, увидев дневной свет и поняв, что у трусишки фора, разогнался и попытался прыгнуть. Ничтожество даже на это не было способно и покатилось кубарем по склону. В последний миг перед обрывом из разума существа выбрались, позволяя комку мяса с шерстью дожить свой век, как пожелает.