«Ага, это, по-видимому, та самая кошка Марта, по чьей милости моя предшественница с лошади свалилась» – подумала Надя, переворачивая страницу.

«Июль, день 22

Марта, это моя кошка приблудившаяся, теперь спит со мной в одной постели. Это так раздражает Авдотью Михайловну и Аксинью. Ну и пусть злятся, а я рада, что хоть как-то им насолила. Ведь надоели уже своими уроками. То танец учи, то правильно за столом сиди, то не так оделась, то не так сказала… Надо что-нибудь придумать, чтобы хоть на чуть-чуть прекратить занятия. А эта верховая езда на лошади в дамском седле! То ли дело дома в селе, где никто не видит и слова не скажет. Села в седло по-мужски, и только вольный ветер в лицо бьет, да стебли трав летят из-под копыт.

Нет, забудь, Наденька, всё забудь. Другая судьба тебе предписана».

Дальше текст обрывался и только размытые пятна украшали страницы. Видимо, плакала Наденька, когда писала дневник. Следующая запись была лишь спустя неделю.

«Июль, день 29

Нет! Нет! Нет! Не могу я так больше! Опять сегодня с самого утра Авдотья Михайловна накричала на меня. Платье я, видите ли, не то утреннее надела! А у меня душа по дому истосковалась, в село моё родное просится, к просторам деревенским, полям широким да лесам густым лететь хочет. Вот и примерила я свой старый любимый сарафан, чтоб хоть чуть-чуть усталое сердце успокоить да себя порадовать. И надо же так случиться, чтобы именно в это время Авдотья Михайловна ко мне пожаловала. Как же она кричала! Я таких выражений даже от нашего конюха не слышала, когда он старого осла Митьку в стоило завести пытается. Сорвала она с меня этот сарафан, кинула его Аксинье да сжечь велела вместе со всеми моими вещами, что из дома привезла. Как я ни плакала, как ни умоляла, не слушала меня эта злыдня – всё собрала и унесла. Только и успела, что мамин портрет да её подвеску в камин спрятать. Что же мне делать-то, бедной? И жить так не хочу, и убежать не могу!»

Отложив дневник на чайный столик, Надя встала с кресла и присела у камина. Найдя в подставке кочергу, девушка начала осторожно шарить ею за решеткой. Спустя минуту поиска кочерга наткнулась на какой-то предмет в дальнем самом тёмном углу. Достав аккуратно свёрток, Надя вернулась к окну, чтобы открыть его. Туго затянутая пеньковая нить поддавалась с трудом. Но вот узел развязан и, убрав бумагу в сторону, девушка увидела маленький аккуратный портрет красивой женщины, как будто бы свое отражение в маленьком зеркале и кулон из чёрного оникса в форме капельки с мелким речным жемчугом.

Рассмотрев находки, Надежда вернула всё на место и, тщательно завязав свёрток, спрятала его обратно в камин. Ей эти вещи не были нужны, а вот для прежней хозяйки тела хранили память о родном доме. Надя ведь надеялась, что правильный порядок восстановится, и она вернётся в своё время.

Едва девушка успела отряхнуть руки от пыли и встать, как раздался стук в дверь и, не дождавшись ответа, в комнату вошла Аксинья с двумя вёдрами горячей воды, от которых шёл пар. Следом за ней один из крепостных тащил тяжёлую деревянную лохань (Прим. Автора: ЛОХАНЬ – деревянная посудина круглой или овальной формы, предназначенная для мытья посуды, стирки белья и других хозяйственных надобностей).

– Вот, ставь здесь, посередине. – Аксинья указала парню место, куда тот с трудом установил предка современной ванны.

– Это что? – Растерянно спросила Надя, с удивлением посмотрев сначала на лохань, потом на Аксинью.

– Это твоя ванна. – Коротко ответила женщина, застилая лохань большим куском ткани.

– А… э…, а как, то есть, что нормальной ванны нет? – Запинаясь, задала очередной вопрос девушка.