«Июль, день 15

Сегодня батюшка привёз меня в Уфу в дом родителей моего будущего супруга Преображенских. Здесь я должна буду восполнить пробелы в своём образовании и стать достойной парой для Сергея Анатольевича. Ведь я провинциалка, как любит говорить Авдотья Михайловна. Я очень боюсь. Одна, в чужом городе, в чужой семье. Как же я здесь выживу? Хорошо, что со мной Марфа приехала. Хоть одна родная душа рядом».

Несмотря на то, что дневник был написан с орфографией XIX века, текст читался достаточно просто. Надя легко понимала суть написанного и, собрав волосы в косу, продолжила чтение.

«Июль, день 18

Сегодня приезжал мой будущий супруг – Сергей Анатольевич. Несмотря на большую разницу в возрасте, он мне понравился. Высокий рост, тёмные волосы с проседью, глубокий строгий взгляд. Сергей Анатольевич хорошо сложен и красиво одет. Наверное, я могла бы со временем полюбить его, но в Никольском остался Степан, а мы с ним поклялись быть вместе. Что же будет, даже представить страшно! И поговорить не с кем. Марфе запретили прислуживать мне. Эта злыдня Авдотья Михайловна приставила ко мне какую-то непонятную Аксинью. Вот только и остаётся, что дневник вести».

«Как интересно, однако, жили девушки в XIX веке!» – подумала Надя, отвлекаясь от чтения. – Тут тебе жених, там поклонник». В комнате становилось темно, девушка встала с кровати и пересела ближе к окну в кресло. В животе заурчало. Ну конечно, скоро ночь, а Надя с утра только булочку и кофе успела перехватить. Да и в каком веке это было. Более пристально оглядев комнату, девушка увидела на комоде корзинку с яблоками. Встала, взяла одно, надкусила и с мыслью «Надеюсь, не отравлено» принялась читать дальше.

«Июль, день 19

Сегодня Авдотья Михайловна сказала, что на сентябрьском балу будет объявлено о нашей помолвке. Я совсем, совсем не хочу. А ведь это уже почти скоро – через две седмицы после Орехового спаса. Чуть больше месяца осталось. Не будет мне житья в этой семье. Свекрови будущей не нравлюсь, золовка – волком смотрит да каверзы строит. Все прочие, как чёрт от ладана, шарахаются. Одна Аксинья, чтоб ей пусто было, вечно по пятам таскается, аки надзиратель. Вчерась едва улизнула тайком к Марфе, чтобы она с посыльным весточку от меня Степану передала. Пусть приедет и заберёт меня отсюда. Убежим с ним и будем жить счастливо».

«Ох-хо-хо, – прошептала Надя, ища взглядом, куда бы положить огрызок от яблока. – Времена меняются, а мысли и чувства у людей остаются прежними». Увидев за дверью ведро с мусором, Надежда бросила туда огрызок, потом удобно устроилась возле окна и продолжила чтение.

«Июль, день 20

Сегодня праздник – Ильин день (Прим. Автора: в дореволюционной России применялся Юлианский календарь, который отличается по срокам от современного Грегорианского на 2 недели). После службы Авдотья Михайловна отвела меня в свою комнату и показала мою записку для Степана. Думала, в обморок упаду, но нет, сдюжила, выстояла. Долго кричала и ругалась будущая свекровь, обзывая меня такими словами, какие я и от крепостных в своём дворе не слышала. А после успокоилась и велела накрепко свою прошлую жизнь забыть. А если ещё раз провинюсь, то не меня, а Марфу плетьми бить будут. В слезах убежала я за ворота и долго плакала, спрятавшись ото всех. А выплакавшись, смирилась на время, дабы найти другой способ избежать нежеланного замужества. Пусти и красивый мужчина Сергей Анатольевич, но старый он. Да и я Степана люблю. Вытерла слёзы и пошла обратно в дом. Тут стала ко мне бездомная кошка ласкаться. Взяла я её, приютила. Пусть хоть одна живая душа меня здесь любить будет».