Протокол Кайрос Валерия Струганова

«Homo sapiens –да,

Homo faber –да,

но, прежде всего – Homo Adorans, 

человек способный благодарить…»

Александр Шмеман

– Стой!!! – заорал я.

Санька врезал по тормозам, да так, что я треснулся шлемом о лобовое стекло со звуком расколовшегося ореха. Санькин эготип насмешливо скривился и отчитал меня вредным тоном:

– Зачем так кричать? Пустой магазин – ещё тот адреналин? Патроны надо экономить, а не сливать с испугу весь боекомплект!

«Ответить ему? – всплыла подсказка. – «Грубо? Нежно? Симметрично? Другое?»

– Только настоящий друг и может меня понять, – беззлобно огрызнулся я, и нейросимбионт подкинул ответ, подхватив заданный тон: – А вот если тебя бы швырнуло взрывной волной в толпу нейроспиритуалов?! И вообще, лучше меня не критикуй: я всегда на взводе, когда моя винтовка не на взводе.

– Ладно, ладно… – пробормотал Санька, барабаня пальцами по штурвалу. Он напряженно изучал местность через опущенный на лицо визор. Что-то его напрягало: вокруг головы кружились оранжевые эмодзи-мысли. – Так чего ты кричал «стой»?

– Как чего? Вот туда посмотри!

– Куда?

– У нас что, разные показания визуализатора? – Теперь уже я показал ему свой насмешливый эготип.

– И что там?

Мой эготип дико вытаращился на него.

«Расшарить для него картинку?» – предложил нейросим. Я согласился.

Санька получил изображение, вокруг головы закружились знаки вопросов. Он сосредоточился. Я нетерпеливо поёрзал на сидении.

– Ну что, видишь?

– Да на что смотреть-то? – Санькин эготип напоминал вскипающий чайник.

– На двенадцать часов прямо по курсу бункер в скале, на дверях какой-то знак размером в человеческий рост!!

– Бункер вижу, знак не вижу.

«Как сказать ему, что он апгрейбнутый, но как-нибудь помягче»? – спросил я, и нейросим предложил:

– Тебе на работе опять на КОР-чип кривое обновление залили?

У Саньки эготип аж насупился, мысли-пиктограммки посинели. Ему не нравится говорить о своей работе. Он повернулся ко мне и строго сказал:

– Сейчас разберёмся – это мои глюки или твои!

Он достал из варп-инвентаря свою винтовку, толкнул дверь и вывалился наружу. Я, безоружный, выскочил за ним.

Лица коснулся холодный и сырой ветер. Пахло противно, чем-то незнакомым. Всплыла подсказка: «Запах гнили. Рядом болото». Под ботинками чавкнула грязь. Слева из леса что-то скрипело и ныло, словно издыхало. Справа в скалах что-то подозрительно елозило и шуршало. Но биосканер не показывал ничего крупного вокруг. С неба упало и зависло перед глазами табло с цифрами, начался обратный отсчёт. Санька присвистнул:

– Итак, у нас целых 25 минут, чтобы совершить ещё парочку подвигов на этой мерзкой планетёнке до того, когда сюда прибудет бомбардировщик. Не будем терять время – проверим бункер, найдем тебе боеприпас и, если повезет, нафа́рмим ещё пару сотен фрагов.

Он постучал пальцем по индикатору на моём наруче, обращая внимания, что у меня осталось всего 12% жизни, и показал жестами, что в связи с такими обстоятельствами он пойдёт впереди. Он поднял на уровень глаз винтовку и, настороженно всматриваясь в прицел, двинулся вперед. Я тоже полез в варп-инвентарь и достал единственное, что не надо заряжать – монтировку и зажал её в руках, в надежде обмануть ретикулярную активирующую систему моего головного мозга, чтобы она поменьше посылала в кровь адреналин, но инстинкты рептилоидной части человеческого мозга за миллионы лет выживания в непростых условиях эволюции делали своё дело.

– Страшно? – бросил через плечо Санька, увидев роящиеся вокруг моей головы мысли.

– Ага, – кивнул я. – Жуть по полной. Адреналин топчик, не зря вкинулись.

– Как ты считаешь, – таинственно прошептал Санька, – что может быть хуже для космодесантника, чем услышать в метре от себя хруст ветки под ногой нейроспиритуала?

– Может, вообще не услышать? – выбрал я предложенный нейросимбионтом вариант ответа, и мы, очень довольные собой, оба заржали в забрала визоров – так, будто упыри в банке заухали.

Так мы прошли тридцать метров и добрались до края каменной гряды. Осторожничая и поглядывая на показания эхолокаторов, мы подкрались к овальному входу в бункер, который защищала двухметровая бронированная дверь, слегка утопая в скале. Тут мы разошлись и встали по обе стороны от двери. Теперь совершенно ясно виден светло-серый знак на темной шероховатой поверхности, нанесённой какой-то глянцевой краской. нейросимбионт пытался распознать знак и показал два возможных варианта: изображения атома и радиационной опасности. Но этот знак – три зигзага с шестернёй посредине, а сверху крылатая буква «К» – не походил ни на один из них. Я поднял визор, чтобы получше рассмотреть знак своими глазами и слегка потёр шероховатую поверхность рукавом.

– Ну и где твой знак? – спросил Санька.

Мой эготип в крайней форме изумления уставился на него.

– Ты что… и правду не видишь?..

– Ничего я не вижу!

– Погоди… не видишь глазами? Или не показывает сканер? Может у тебя сбоит визуализатор? Отключи его и попробуй посмотреть и так, и так…

– Да смотрел я уже и в сканер, и глазами! – у вскипевшего чайника Санькиного эготипа аж взлетела крышка. – Будем и дальше тут стоять? Подождём «Ландшафтного дизайнера»?

Он раскрыл окно варп-инвентаря, достал стеновизор и начал прилаживать к двери, себе под нос бормоча:

– Угу, угу… слабая радиоактивность… помех почти нет… Сейчас-сейчас… О! Вижу!

Сначала я, растеряно моргая, постоял, потом внутренне махнул рукой на эту непонятную Санькину странность и тоже стал разглядывать изображение на экране. И надежды оправдались! На разлинованном в координатную сетку экране наблюдалось копошение световых точек, которые слипались в кучки. Мы с Санькой повернулись друг другу, вокруг наших шлемов заплясали счастливые человечки, зазвенели медальки – и хором произнесли:

– Пара! Сотен! Фрагов!

Санька показал в угол экрана стеновизора:

– Справа от двери – твой энергоблок! Да ты посмотри, какой он одинокий и печальный – видно долго ждал тебя. Входим так: я – прикрываю, а ты хватай, заряжайся и сразу огонь! – Он повернулся ко мне. – Чего стоишь? Дуй за антиматериальной винтовкой!

Я хотел было рвануть, но оглянулся и зябко сжался: вокруг туман…

– Да не бойся, – залихватски подначивал Саня, – на сканере чисто!

– Ладно… – неуверенно пробормотал я, ещё раз посмотрел на странный знак, перевёл взгляд на Саньку, потом снова на знак и побежал к броневику.

Вокруг как-то по-особенному сгустились сумерки, а туман стал вязким, почти плотным. Я нашел наш броневик по сиреневому ореолу подсветки кузова на грязной земле. Через кабину забрался на турель, активировал самозарядную антиматериальную винтовку, предназначенную для уничтожения бронированных целей. Это оружие страшно тем, что снаряд, пробивая стену, превращается в настоящий дождь из осколков и поражает любую защищённую цель.

Какой-то странный мороз прошёлся по коже. Я замер. Радиолокатор не обнаруживал никаких нейроспиритуалов, способных внушением навести психошторм, однако возникло ледяное чувство чьего-то присутствия. Мне казалось, что кто-то на меня смотрит. Но не извне… Изнутри…

Слышал, что такое бывает из-за галлюцинаций чипа… Вживлённый в кору головного мозга нейросимбионт вместо реальных подсказок несёт бред. Как во сне… Сначала знак, теперь ощущение чужого присутствия… Бедная моя голова! Может, я зря подтрунивал над Санькой, и чип действительно сбоит не у него, а у меня?

Я крепко зажмурился и помотал головой, отгоняя кукушек, нарезающих вокруг шлема круги, словно центробежная сила могла выкинуть всякий вздор из моей головы, потом проморгался и навёл винтовку на цель, взял массивные петли двери в центр прицела.

– Готов! Подальше от двери отойди!

Санька отбежал в сторону и присел, спрятавшись за уступом скалы. Странное чувство чьего-то присутствия нарастало, грудь распирало огненным шаром изнутри. Смотреть на знак на двери стало нестерпимо больно.

«Давай, космодесантник, – подначивал сам себя, – до бонуса нам нужно сто фрагов на этой планете, а у нас всего восемьдесят три! Тебе ещё фа́рмить и фа́рмить киллы́! Жми активатор! Просто жми!»

Я прокрутил перед глазами плейлист, нашёл эпический марш и, когда он грянул в ушах, сильно вдохнул и задержал дыхание перед выстрелом. Время остановилось. Шар в груди разросся до размеров тела, руки-ноги стали чужие…

– Рюха, чего медлишь? – как из другого мира донёсся голос Саньки. – У нас осталось 19 минут чтобы убраться отсюда и не удобрить почву будущей безжизненной равнины своими молекулами!

Я аж застонал, сопротивляясь оцепенению внутри, стиснул зубы и пальнул… Шар в груди тут же схлопнулся, всё вокруг стало обычным. Время понеслось заново.

Отдача мягко стукнула в плечо почти одновременно с грохотом удара снаряда в броню двери. Дверь ахнула, но устояла. Я второй раз выстрелил в ту же точку. Дверь перекосило. Тогда я выстрелил в третий раз, и дверь сорвало с петель, она с металлическим лязгом отскочила. Санька бросился к образовавшемуся проёму. С криком: «Подарок!», закинул поглубже в бункер нашу последнюю гранату и, дождавшись взрыва, открыл беспорядочную пальбу из-за угла. Я подтянулся к своей прежней позиции, мы кивком согласовали одновременный вход и под прикрытием Сашкиного огня вошли.

Внутри что-то происходило. Не особо разбираясь, я бросился к энергообойме, и только зарядился, смог осмотреться и замер… На каменном полу пещеры лежали множество тел – все они были нейроспиритуалами и мёртвыми, но… на них были бинты!! Что тут у них вообще? Госпиталь??! Нейросимбионт видать и сам ошалел, потому мой вопрос оставил без ответа. Что за абсурд?!