«Иисус прослезился».

(От Иоанна, 11 глава, 35 текст.)

Никиту дёрнуло. Очень похоже на тот случай, когда он сунул в розетку ножницы, но не так больно. Точнее, совсем без боли. Иисус плачет… Как это понимать? Совпадение или Он плачет сейчас там, у Себя на небе, сопереживая Никите? А вдруг Иисус услышал его и… Даже если и услышал, разве спустя год можно что-то изменить?

Никита аккуратно положил Библию на стол, не закрывая её. Подумал: может быть, высохнет и снова станет как прежде. Затем разделся, лёг спать.

                                      * * *

На следующий день Никита сдержал обещание и пошёл в школу. В одном из школьных коридоров у закрытой двери в класс стоял Толик – худощавый и низкого роста. Время от времени поправляя указательным пальцем оправу с круглыми толстыми линзами. Ни для кого не секрет – плохое зрение Толика. Он словно крот, вылезший из норы, если забрать его очки. В первый же день учёбы, встретив на своём пути Эдика, он и получил прозвище Крот. Одной из коронных фраз в классе, когда Эдику и его друзьям хотелось напакостить и при этом не быть пойманными, стала «Крот на шухере».

– Привет, Толик. Ты опять на шухере? – Никита улыбнулся едва заметной улыбкой.

– Привет, – он пожал плечами, намекнув на свою безысходность, снова ткнул пальцем по оправе.

Никита заглянул в его безрадостные чёрные глаза, увеличенные линзами. Подумал, что уже видел похожий взгляд. Конечно, не раз и не два, в прихожей, в зеркале. С этой мыслью он повернулся к двери, дёрнул за ручку. Вошёл в класс и замер.

– О-о! – воодушевлённо проголосил рыжий здоровяк. Эдик неуклюже взгромоздился на парту, выпрямился, подав живот вперёд. Швырнул влажную меловую тряпку Никите в лицо.

Возле парты, на которой неуклюже топтался Великан, в голос ржали Длинный и Гера, близкие друзья Эдика. На задних партах от смеха попискивали белокурые девчонки.

– Эй, клоун! – выкрикнула Николь, одна из них, самая богатая и красивая в классе по мнению большинства. А по мнению Никиты – богатая, избалованная и невоспитанная девчонка, а ещё профессиональный манипулятор.

– Цирк не здесь! – Николь оскалила аккуратные белые зубки. Её накрашенные блестящей алой помадой губы расплылись по худощавому лицу почти до ушей.

– А он, похоже, сбежал от них! – пропищала Рита, поправляя пилкой фиолетовые ногти. В свои одиннадцать лет девочка знает всё о том, как превратиться из брюнетки в блондинку, или наоборот.

– Ага! Цирк уехал, клоуны остались, – подхватила Карина. Не отрывая глаз от смартфона.

Кто-то гоготал во всё горло; кто-то громко смеялся; кто-то тихо улыбался. Таня сидела молча, сложив руки на первой парте. Её шоколадные волосы волнами лежали на плечах. Она не смеялась и даже не улыбалась. Никита поймал грустный взгляд её карих блестящих глаз на себе.

– Чувырло! – Эдик угрожающе, с грохотом спрыгнул на пол.

Никита почувствовал, как ритм его сердца участился. Ему захотелось подобрать тряпку, плюнуть в неё и бросить Эдику в лицо. Но вместо этого он вытер лицо рукавом. Эдика лучше не злить, себе дороже выйдет. Никита в два раза меньше его, всё, что он может сделать, – промолчать, стерпеть. Противостоять громиле бессмысленно, может закончиться очень плохо. Душевная боль разрасталась – Никита не понимал, от страха или от стыда перед самим собой. Когда он успел превратиться в труса? Каждый день Эдик его унижает, а он молчит, всё проглатывает. Всё терпит. Но всякому терпению рано или поздно приходит конец.

– Эдик, что тебе нужно от меня? Почему ты постоянно докапываешься до меня? – Никита вцепился в лямки своего портфеля, висящего за спиной на плечах.