Отец лежал на диване, уткнувшись носом в спинку. На стеклянном столике перед диваном стояла наполовину полная бутылка коньяка и хрустальный стакан. Рядом лежал «айфон» и ПМ. На противоположном краю столика находились литровая бумажная упаковка апельсинового сока и несколько контейнеров с лейблом «Большой Джон». На полу у столика коробка с логотипом этого ресторана. Между столиком и диваном внушительная куча опустошённых бутылок, но Никиту они уже не удивляли, а вот пистолет… его папа очень редко выставлял на обозрение. Никита не мог оторвать взгляд от пистолета. Нет, не любопытство тому виной и не потому, что его привлекало оружие, – дело в страхе. Страх перед оружием появился по мере понимания последствий его применения. Но год назад этот страх в разы усилился. Глубоко внутри его сковывал ужас. Он не понимает, как люди могут причинять друг другу зло. Зачем убивать, когда можно решить проблему мирным способом? Ведь человека невозможно вернуть к жизни.

Когда-то Каин убил Авеля, в его сердце было много зла. Откуда берётся зло? Его одноклассник Эдик тоже злой… Если бы он только знал, как победить зло; как победить Эдика, не причиняя вред. Мама рассказывала библейские истории о победе Давида над Голиафом. Он убил его камешком из пращи1, попав ему прямо в лоб. О том, как Каин убил своего брата, как Самсон сражался с тысячей филистимлян, победив их ослиной челюстью. Но ведь в этих историях зло побеждалось другим злом. Убийство – это зло? Несомненно – зло. В голове мальчика это не укладывалось и только вызывало больше новых вопросов. Мама говорила, что Иисус, когда Его несправедливо судили, били и плевали Ему в лицо. Он не отвечал им тем же, Он не защищал Себя. Когда Его распяли на кресте, Он простил людей, которые причинили Ему столько боли и страданий. А преступнику, распятому рядом, пообещал Рай! И снова ничего не понятно, как такое может быть. Где граница между злом и добром? Почему же все люди не могут быть такими же добрыми, как Иисус? Откуда берётся это зло? Откуда?

На глаза мальчика наворачивались слёзы, он почувствовал комок в горле. Такое с ним происходит не первый раз с тех пор, как не стало его мамы. Теперь некому его наставить, ободрить или утешить.

В животе раздалось урчание. От вибрации Никита пришёл в себя. Приложил ладонь к животу. Другой рукой высушил глаза. Наверняка мама не хотела бы, чтобы он плакал. Он должен быть сильным, если не как Самсон – имея физическую силу, то хотя бы как Давид – быть смелым и сильным духом.

Дубовый кухонный стол уже не выглядел унылой, одинокой деревяшкой, за которую отец отдал не одну тысячу долларов. Никита скромно расставил на столе блюда из ресторана: салат оливье с куриным филе, куриные наггетсы с картофелем фри. Он положил на тарелку перед собой говяжий бургер: булочка, мясная сочная котлета и помидор, ещё маринованный огурчик и бекон, не обойтись и без сыра чеддер, красного лука, и обязательно листик салата. Была бы его воля, он питался бы только этими бургерами. Живот, снова негодуя, кричал, взывая к совести хозяина желудка.

Микроволновая печь звякнула. Никита поставил на стол стеклянную чашу с ароматно пахнущим куриным супом с фрикадельками. Выдвинул деревянный стул с мягким сиденьем. Судя по цвету, вероятнее всего, из дуба, как и сам стол, но Никита в этом не разбирался, его папа не плотник, а уж он и подавно. Хотя, наверное, быть плотником – совсем неплохо. Сейчас ему было не до этого. Он удобно устроился на стуле, склонил голову над чашкой горячего супа, носом втянул в себя весь аромат, парящий над ней. Его желудок и сердце наполнились теплом, а лёгкие паром, щёки запылали. Как мало ему нужно (знать, что его всё ещё кто-то любит), чтобы быть счастливым. Наверное, ему не нужно копить деньги, чтобы уехать отсюда как можно дальше? Отец заботится о нём даже в таком критическом состоянии. Кто позаботится о его папе, если не он.