Вскоре в комнате не осталось ничего, что могло бы стрелять или резать. Только пыль и мертвые тела.

И тогда Олег понял. Окончательно. Он бессилен. Не просто безоружен – он в принципе не мог взять в руки оружие. Он не мог драться. Он не мог убивать. Он не мог даже защитить себя, если бы враг вернулся.

Ему оставили жизнь (или что-то похожее на жизнь), но отняли главное – возможность действовать так, как он привык. Как умел. Как должен был действовать солдат.

Злость. Слепая, черная злость начала закипать внутри, вытесняя горе и вину. Злость на тех, кто убил его ребят. Злость на того, кто убил его самого. Злость на эту девочку, на эти видения, на весь этот безумный мир. Злость на собственное бессилие. Он жив, но он даже не может отомстить! Не может убить! Он – живой труп, бесполезный призрак с куклой за пазухой.

Эта злость была настолько сильной, что, казалось, сейчас разорвет его изнутри.

Ярость.

Она поднялась в нем не как волна, а как взрыв. Слепая, черная, всепоглощающая. Она выжгла горе, вину, страх, оставив после себя только одно – первобытное, испепеляющее желание. Добраться до него. До того самого боевика. Того, с чьими глазами он встретился перед тем, как пули разнесли ему череп. Того, кто нажал на курок. Он почему-то знал, интуитивно, нутром – это был тот же самый. И он был где-то здесь, рядом. Может, даже в этом здании.

Олегу было плевать на остальных. Плевать на засаду, на опасность. Сейчас существовала только одна цель. Одна точка во вселенной, куда были направлены все его мысли, вся его клокочущая ненависть. Убить. Найти и убить. Голыми руками. Разорвать. Вырвать ему глаза, те самые, что смотрели на него с ненавистью и отчаянием.

И эта ярость… она подхватила его. Понесла. Не метафорически – физически. Словно невидимый ураган ворвался в разрушенную комнату, вырвал его из оцепенения и швырнул вперед. Комната смазалась. Коридор промелькнул размытым пятном. Стены… он проходил сквозь них. Не замечая. Как призрак? Нет, скорее как таран, как неуправляемый снаряд, летящий к цели. Мир вокруг превратился в ускоренную, дерганую кинопленку – обломки, руины, перекрытия мелькали, сливаясь в серую кашу. Его тянуло. Тянуло неодолимо, как мощным магнитом. Он чувствовал свою цель, чувствовал ее злобу, ее страх – она была близко. Он неотвратимо приближался. Ничто не могло его остановить. Он был самой Яростью.

Но вдруг… Стоп.

Резко. Как будто кто-то дернул стоп-кран в этом безумном поезде. Он врезался во что-то невидимое. Упругое и абсолютно непроницаемое. Стена. Не кирпичная, не бетонная – стена из… ничего? Но она была реальна. Он ощущал ее всем своим существом – холодную, твердую, непреодолимую. Она отбросила его назад на шаг, остановила его бешеный полет.

Олег тяжело дышал, хотя легкие, кажется, ему были уже не нужны. Он оказался на открытом месте. Какая-то площадь или широкий двор, заваленный битым камнем и искореженным металлом. Движение прервалось так же внезапно, как и началось. Словно объявили остановку, и ему, единственному пассажиру этого адского экспресса, нужно было выйти.

Он растерянно огляделся. Открытое пространство. Со всех сторон – полуразрушенные здания с пустыми глазницами окон. Идеальное место для…

Он знал. Знал это нутром. Он – отличная мишень. Слишком заметная. Слишком… живая?

И тут же… боль.

Разрывающая, слепящая, невыносимая. Удар пришелся в грудь. Слева. Туда, где под ребрами должно было биться сердце.

Сначала он почувствовал, как рвется кожа. Потом – треск ломающегося ребра, как сухой ветки. И только потом – само сердце. Острая, пронзающая агония… и тишина. Удар оборвал его ритм. Сердце перестало биться. Мир начал гаснуть, сворачиваясь в черную точку…