День тянулся медленно, прерываясь смесью слухов и новостей, от проходящих гонцов и раненых. Спотыкающиеся процессии раненых превратились из ручейка в поток: шокирующее зрелище боли, разрушения и разбитых мечтаний, перенесённых с шаткой бравадой. Рядом находился пункт скорой помощи, и крики оттуда были ужасающим свидетельством суровой реальности войны.

Однако, казалось, что это массовое убийство нисколько не встревожило Билли, и он всё больше воодушевлялся новостями о боевых действиях.

– Может быть, так и есть, – взволнованно произнёс он, – мы окончательно поколотим этих янки и покончим с этой войной.

Наконец, ближе к вечеру офицер военной разведки вернулся. Его вид был таким же суровым и непроницаемым, как всегда. Он указал, что следует седлать лошадей, и мы медленно выехали из лагеря, миновав гротескную кучу выброшенных окровавленных конечностей позади пункта скорой помощи. Около мили наш отряд двигался по редколесью, заполненному войсками: одни приходили в себя после стычек, другие ждали, когда можно будет вступить в бой. Наконец, мы приблизились к небольшому белёному коттеджу, пустующему или покинутому обитателями. У открытой двери стояли и разговаривали двое мужчин в гражданской одежде. Коттедж скрывался в редкой рощице хвойных вечнозеленых деревьев и находился далеко от других жилищ. Деревья слегка пахли кедром, его аромат напоминает мне об этом доме и по сей день.

– Это тот самый англичанин, – лаконично объявил офицер, и двое мужчин посмотрели на меня каменными глазами.

– Мистер Маккриди ждет вас, – сказал один из них и кивнул головой, указывая на открытую дверь. Я спешился в своей обычной неуклюжей манере и неловко вошёл в тусклый коридор, глаза пытались привыкнуть к полумраку. Дверь была приоткрыта, открываясь в скромную комнату с низким потолком, и в ней стоял странного вида мужчина, тоже в гражданской одежде. Это был некрасивый человек среднего роста, неуклюжего, костлявого телосложения, с бледным и угловатым лицом. Один его глаз прищурился, а взгляд был безжалостным и жестоким. Когда я вошёл, мужчина холодно улыбнулся.

– Рад с Вами познакомиться, мистер Уолтон, – спокойно сказал он и сильно ударил меня кулаком в живот. Я опустился на колени, не в силах даже вздохнуть, войдя в совершенно новый мир тьмы и боли.

– На кого работает Джеремия Серрано? Кого Вы представляете в английском правительстве? Почему Вас послали в эту страну?

Вопросы продолжались бесконечно, с таким количеством жестоких ударов и тумаков, наносимых разными мужчинами, что я не смог бы ответить, даже если бы захотел. Когда, наконец, они остановились, я стоял на четвереньках, сплевывая кровь: мой ум был ошеломлён, тело охватила боль, а чувства шатались. Перед глазами вспыхнули белые огни, и слух перекрыл глухой статический шум.

– Что ж, теперь Вы знаете, что мы серьезно относимся к делу, и, возможно, сможете дать нам некоторые ответы, – злобно произнёс мистер Маккриди, с большим удовлетворением глядя на меня сверху вниз.

– Вы с ума сошли? – охнул я, потрясенный и испуганный. – Я ничего об этом не знаю.

– Думаю, что знаете, мистер Уолтон, – усмехнулся он, – и я полагаю, Вы нам расскажете.

Двое его сообщников силой усадили меня на стул и грубо привязали к нему, а отвратительный мистер Маккриди засыпал меня теми же безжалостными вопросами. Каждая попытка заявить о моей невиновности делала его обвинения всё громче и настойчивее. Затем они снова начали меня бить, и я не мог пошевелиться, чтобы отразить удары. Беспомощность и растерянность были так же сильны, как и физическая боль. Я понятия не имел, о чём они говорили, и ещё меньше о том, что мог сказать или сделать, чтобы остановить их. От непрекращающегося насилия не было спасения.