– Эдвард замолчал на пару секунд, а я тем временем никак не мог отойти от услышанного. С изрядно вспотевшего лица скатилась капля пота. – Мои кузены брали меня с собой на охоту в лес, но с тем условием, что я буду дичью. В пять лет я понятия не имел, что такое дичь, но когда впервые пошёл на охоту, то меня просветили. – Эдвард снова замолчал, и мне показалось, что его голос задрожал. – Они стреляли мне по ногам, по рукам, по животу, по спине… в общем, по всем уязвимым местам ружьем, заряженным солью, потому что я был «косулей». Они давали мне фору для того, что бы я смог спрятаться, а затем ходили по лесу, крича противными голосами «Ко-о-о-осуля, вы-ы-ыхо-о-оди-и-и!». В первую охоту я не знал, что выходить было нельзя.

Эдвард прекратил говорить. Возникла неестественно долгая тишина в комнате. Я почувствовал, к меня всего трясло то ли от страха, то ли от шока, или, что вероятно, от всего сразу.

– Дорогие мои, это был ужасный период моей жизни. Но я справился с ним. Двадцать лет назад я зарезал своего дядю, его жену, двух своих кузенов… – Меня передернуло от услышанных слов. — Бабушка умерла во время этого процесса от сердечного приступа. Они все были соучастниками одного большого преступления против меня, и потому я сделал то, что сделал. Они сами виноваты во всем, ведь каждый из них знал о преступлении против меня, но молчал. Через три года после своего первого масштабного убийства я стал вершить правосудие. – Эдвард говорил так, что я не видел его лица, но чувствовал улыбку в голосе. – Мы с моим лучшим другом из убойного отдела полиции находили преступников, которые были в базе данных в статусе не пойманных. Мы выслеживали там, где они залегли на дно, и кончали их вместе с их семьями, которые тоже были соучастниками. – Эдвард сделал паузу. – И, как вы теперь поняли, у меня есть оправдание своим действиям. Я – жертва жестокого детства, у меня есть глубокие психологические травмы… моя душа искалечена, и потому я имел и имею право поступать так с людьми, которые нарушили закон, а так же с их семьями, которые покрывали преступления…

Эдвард продолжал что-то говорить, но я перестал его слышать. В голове обрывки воспоминаний соединились воедино, а затем нарисовалась эта страшная картина.

Да, Клэй был прав – этого человека знают все.

За пять лет до нашей встречи все новости были забиты Эдвардом Киви и огромном числе жертв, которые были на его счету. Это лицо постоянно мелькало в передачах: Эдварда постоянно снимали на камеру в зале суда, а его реплики в суде постоянно прокручивали новостные каналы. Вот почему его голос показался мне смутно знакомым. Тогда я был совсем подростком: мне было пятнадцать лет, и все это казалось таким далёким и нелепым… а теперь вот он, сбежавший и пропавший без вести Эдвард Киви, которого до сих пор разыскивают по всем штатам США.

– Теперь вы понимаете, что у всего есть оправдание? Кот не виноват в царапинах, ведь его хозяин первый его покалечил. Вы достойны лучшей жизни, и не ваша вина, что вам ее не дали. На вас косо посмотрели? Ударьте! У вас всегда есть оправдание! Я ведь прав, дорогие мои?

Зал загудел. Я повернулся в сторону Клэя, который истошно орал: «Да-а-а-а, Эдвард Киви, да-а-а!», и мне стало чертовски страшно. Так страшно, что я был намерен пустить струю мочи прямо себе в штаны или обделаться прямо там. Хотелось сбежать из этого дикого места как можно скорее, но я боялся даже пошевелиться. Тем временем Эдвард продолжал говорить.

– А теперь перейдём к новичкам. Кто из впервые посетивших сегодня нас хочет рассказать свою историю?