Тут котик дворовый к нему подошёл,

Ведь бомж ещё тёплый, на нём место нашёл.

Залез и лежит не шее бочком,

Ты, мол, полежи, а я здесь кулачком.

Погреюсь маленько, уж потом и уйду,

Ты, мол, не умри, без тебя пропаду.

И вот наша фифочка шла очень быстро.

«О Боже, лежит! И сидит чья-то киска,

А этот лежит на земле, ох, лежит!

Вот-вот Новый год, а он не спешит!»

Зашла в свой подъезд, сумки домой отнесла.

Покупки поставив, обратно пришла.

«Эй, вы, подымайтесь! С ума, что ль, сошли?

Зима ведь, замёрзнете, постель здесь нашли!»

А дворник мычит, совсем ни гу-гу.

«Вы очень тяжёлый, я поднять не могу!»

Она лишь котёнка на руки взяла,

Затем быстрым взглядом вокруг повела.

Увидела двух ребят, они там смеялись,

Наверно, над сценой такой потешались.

«Эй, мальчики! Прошу, помогите!

Такого товарища в квартиру снесите,

Ведь праздник, а он здесь замёрзнет, умрёт,

Все мимо проходят, совсем пропадёт».

Тащили мальчишки его, улыбались,

Из подъезда уж вышли и долго смеялись.

«Не видела фифочка такую здесь ржачку!

Когда помочилась сверху собачка!»

Вдвоём те ребята так потешались,

Но чувства их жалости со смехом смешались.

Шла ночь новогодняя, прекрасная такая,

Лишь фифа сидела недовольная и злая.

«Вот, котик, ешь колбаску и пей молоко.

Поверишь, кисуля, быть интеллигенткой совсем не легко!

Накрыла стол кому я? Не скажу!

Наверно, вот этому пьяному бомжу!»

Тот бомж лежит в прихожей на диванчике,

А не в подвале на своём топчанчике.

Проспал всю ночь, а на рассвете открыл глаза

И смотрит, и не верит в чудеса.

Всё чисто, убрано, красиво, ну где же я?

Вот это диво!

Он встал, пошёл и в туалет зашёл,

Там снял с себя тряпьё, пошёл и в ванную залез,

Потом такое вот мытьё.

«О, хорошо! Как уж 100 лет я не купался

В шикарной ванне не плескался!

Всё в тазиках каких-то мылся,

Да в тазике так бы не отмылся!»

Из ванной вылез, полотенце мягкое чудесно,

И так почувствовал себя прелестно!

Вышел из ванной новым человеком:

«Простите милая, подумал я,

Что уж простился с этим миром да навеки!»

А фифочка на кухне уж была,

Им кофе приготовила и налила.

«Ну, здравствуйте, сосед, садитесь».

«Здравствуйте, простите, я не одет».

«Одежда ваша на помойке уж лежит.

Садитесь в полотенце, а там костюм висит,

Да, в шкафу костюмчик есть для вас.

Позавтракаем вместе – и в добрый путь и час!

Сегодня Новый год так начинается,

И жизнь вся в выкрутасах продолжается!

Да, да, так нынче молодёжь и выражается,

А наши жизни продолжаются…»

Сидел тот дворник, весь раскраснелся, он стеснялся

Слегка, он даже чуть-чуть аж заикался.

«Простите, я б оделся».

«Что ж, одевайтесь, пойдёмте,

Там в костюм переодевайтесь».

В костюме вышел статный и красивый,

И сразу голос стал его игривый.

– А вам идёт, и вы совсем другой,

Не старый вы, но и не молодой.

На фифочке красиво так сидел наряд,

И платье нежно-розовое – воланчик лёг так в ряд.

Затем так кушали вкусно и приятно,

Потом ей объяснялся доходчиво, понятно.

Как раньше жил, кого любил, и кто его так предал, разорил…

«Я вижу, да, приметила, что вы же интересный!

И голос, а профиль греческий чудесный!

Вас жизнь сломала, а вы поддались,

Зачем же пить, как вы, простите, вчера нажрались!

О, неприлично улеглись, на видном месте разлеглись».

«Я был в отчаянье, подавлен, одинок».

«Да, понимаю, и я одна, такой вот жизненный пинок!

Как вас зовут?»

«Я Данил! А вас?»

«А я Соня! Спала я плохо и выгляжу так сонной!»

«Нет, вы чудесны, как небеса!

Такие голубые нежные глаза!»

И Соня опустила вниз ресницы,

Как ласточка, и клювик как у птицы.

Затем так нежно посмотрела,

Её душа уже любовью пела.

Был ясный день и небо, солнца

Лучи сверкали в её оконце,

А котик тот на кресле там лежал, мурчал,