Заместители молчали – никто не хотел брать вину на себя, ведь это означало не только немедленное возвращение из Германии, но и прощание с погонами.

– Я готов, товарищ командир, – шагнул вперёд подполковник Оленко. – Виноват я, солдат работал на моём объекте.

      Заместители с облегчением вздохнули.

– Нет, – сказал полковник Конотоп. – Вернитесь назад, Александр Иванович. Я не услышал ничего от нашего технического заместителя, в батальоне которого служил солдат. Ни командир батальона, ни сам заместитель никогда не интересовались проблемами солдата. Я доложу наверх о наказании подполковника Казачка.

      Оленко остался в части, а Казачка и его командира батальона отправили домой. Меня же больше месяца таскали в военную прокуратуру на допросы:

– Почему ты оказался на месте происшествия первым? Какие у тебя были отношения с этим солдатом?

      Понял, что и меня подозревают. Таков был мой урок за проявленную инициативу. В конце концов меня оставили в покое.

      Позже я ещё много раз сталкивался с подобными случаями, но этот был первым и самым запоминающимся.

      Нет на свете чувства тяжелее, чем осознание своего бессилия в попытке спасти человеческую жизнь.

27 февраля 2014 г.

Госпиталь Белица и военные врачи

      Я никогда ничего и никого не боялся, страха для меня не существовало… Но теперь есть то, чего я боюсь. Смеяться не надо – это военные врачи…

      В 1990 году моя жена родила нашего первенца Тиграна в роддоме центрального госпиталя Белица в Германии. Роды были тяжёлыми, ранним утром. Она лежала без сил на кровати, чувствовала себя очень плохо. Утром к ней подошла главврач – женщина – и начала кричать: почему не встаёт с кровати? Жена ответила:

– Нет сил, очень плохо себя чувствую.

      Врач снова закричала и заставила её встать и пойти. Жена сделала пару шагов, потеряла сознание и упала на пол. Когда очнулась, врач вместо помощи бросила ей в лицо:

– Вот такие вы, армяне, никчёмные, поэтому Бог вас всегда наказывает…

      Она намекала на землетрясение в Спитаке в 1988 году и события в Карабахе, когда армяне понесли большие потери.

      Целый день жена плакала от возмущения – ей было всего 22 года.

Во дворе той больницы, когда я приходил навестить жену, часто встречал бывшего лидера ГДР Эриха Хонеккера с женой, прогуливавшихся по больничному парку. Возле пожилой пары всегда шагали двое солдат – видимо, для обеспечения безопасности.

      В конце 1991 года я сам оказался в том же госпитале и полностью ослеп. Никто не взял на себя ответственность за ошибку врачей. Лишь спустя более года зрение начало понемногу восстанавливаться.

      Осенью перед глазами начали появляться какие-то пятна, зрение стало мутным. После проверки давления в глазу выяснилось, что оно повышено. Диагностировали «хронический увеит правого глаза ». Почти два месяца лечения в госпитале Ютербога не дали никаких результатов – давление не снижалось. В декабре меня перевели в центральный госпиталь Белица, где начали делать уколы под глаз.

      Был воскресный день, лечащий врач отдыхал дома. Чтобы не пропустить инъекцию, я попросил дежурного врача провести процедуру. Дежурным оказался начальник офтальмологического отделения – подполковник Головенко. После укола в глазу началась невыносимая боль, и я около трёх часов держал на нём платок. Когда убрал платок, глаз совсем перестал видеть. Позже выяснилось, что игла повредила основание зрительного нерва, а шприц был недостаточно стерилен – в те годы их стерилизовали кипячением.

      На следующий год мне заразили кровь сепсисом во время её очистки центрифугой. Еле выжил, но последствия этого будут беспокоить меня ещё долгие годы – сильно пострадала иммунная система.