«Вакса, конечно, может тебя крепко побить, а может и начать мстить Корну с особым пристрастием, – осторожно нашёптывал Наг, – а мы можем засыпать её комплиментами и всем прочим, казаться такими безопасными, что она не удержится. Ты сможешь с ней сделать всё, что вздумается… В другой день такой номер не пройдёт. Лови момент».

Вёх, зарывшись в подушку лицом, послал его так далеко, как только смог придумать.

Утро не задалось вообще ни у кого.

Сидя на земле под навесом, Деревяшка с интересом разглядывала мизинец. Минуту назад он сочно хрустнул и теперь торчал под странным углом к ладони. В это время Фринни носилась по всему контейнеру, отыскивая тряпку почище, и эта суета гимнастку почти не отвлекала.

– Зачем вообще нужен мизинец, может, его отрезать, да и всё? – пожала плечами Тиса.

– Ну как «зачем»? – отозвалась стоявшая над ней Вакса. – Вдруг станешь богачкой, будешь пить чай из фарфоровой чашечки, что тогда оттопыривать?

Инкриз озабоченно качал головой:

– Неужели тебе совсем не больно? Хорошо, что ещё кость наружу не торчит. Ай-яй-яй, синяк так и наливается!

– Не-а. Даже не щекотно.

Он втянул голову в плечи.

– Я бы уже визжал как свинья на убое. Бедная моя девочка!

– Подбери сопли, папаша. Я сделала ошибку, я и поплатилась.

Она рывком встала на ноги, едва не оттолкнув его, и ушла вглубь дома, к Фринни.

– Это же Деревяшка, что ей будет? – пожала плечами Вакса.

Инкриз сделал вид, что обиделся, и, плетясь за Тисой, пробормотал:

– Никогда не любил ваших грубых прозвищ.

Собственная неприятность, хоть и мелкая, мешала Вёху посочувствовать Тисе. Он прекрасно знал, что мёд наградит его красными пятнами по всему лицу, когда шёл клянчить кусочек сот, но надеялся на авось. Как выяснилось, он так и не перерос свою дурацкую аллергию и теперь думал, как быть с расплатой за кишкоблудие. Он даже выбрался на свет и взял с собой стул, чтобы обстоятельно рассмотреть, насколько всё плохо. Вакса, крутившаяся под навесом, просто не могла упустить такое из виду. Она метко отщелкнула Вёху в лоб ореховую скорлупку, нашаренную в кармане, и, довольная выходкой, проговорила:

– Теперь у нас полноценный цирк уродов.

– Появились ущербные помимо тебя, – огрызнулся Змеёныш.

Хмыкнув, она отправилась за угол, к бочкам, чтобы в очередной раз умыться. Вёх уже не мог сконцентрироваться на своей беде и махнул рукой, а зеркало вернулось в угол между этажерками. В отличие от Тисы он ещё даже не разминался, надо было поторапливаться.

Снова солнце палило беспощадно. Вёх выступал только вечером, но вчера после заката площадь была ещё горячей, а огонь норовил зацепить неудобную рубашку. Без неё Змеёныш показываться стеснялся, груда костей могла привлечь в первый ряд вместо красавиц гадких проходимцев с мокрыми усами. К пеклу привыкаешь, но всему есть предел, страшно не хотелось зазеваться и что-нибудь упустить.

Делать каждый день одно и то же – страшная скука, Вёх всякий раз менял трюки, готовил новые. На этот раз он вооружился балансиром – шестом, к которому с двух концов было перпендикулярно приделано по спице в горючей обмотке. На шесте нужно было найти точку равновесия, чтобы прокатывать по спине, плечам и рукам, отчего казалось, что Змеёныша давит горящая тележная ось, а он из-под неё ловко выскальзывает, не хватаясь ни за что пальцами. Номер требовал дьявольской гибкости, но смотрелся так шикарно, что Вёх без сожалений убил на тренировки целую зиму. Глядя на то, как огненные колёса отражаются в восхищённых карих глазах Инкриза, он не смог остановиться и довёл трюк до совершенства.

Только Змеёныш хотел в последний раз неспешно отработать движения и вышел с готовым балансиром на утоптанную грунтовую площадку перед контейнером, как его взгляд упал в календарь у самого входа. Текущий день в нём обвели карандашом.