– Конечно, свидетели видели лишь машину, – задумчиво проговорил Перкинс, – они не заметили, кто был за рулем… Дуг, существует ли закон, по которому за аварию должен отвечать владелец машины?

– Только по гражданскому праву. Уголовной ответственности подлежит лицо, непосредственно управлявшее машиной.

Со стороны полуразвалившегося крыльца лачуги послышались чьи-то быстрые шаги, раздался стук в дверь, и в комнате зазвучал веселый девичий голос:

– Берегитесь! Девица вторгается в убежище холостяка – девица, жаждущая новостей.

Они слышали, как обладательница веселого голоса быстро прошла через кухню. Это была Сильвия Мартин, ведущий репортер городской газеты «Кларион», издания, которое придерживалось диаметрально противоположных взглядов, нежели «Блейд» – вторая газета Мэдисон-Сити. Дуг Селби и Рекс Брэндон были очень многим обязаны Сильвии. Сейчас она подозрительно оглядывала их, стоя в дверном проеме.

– Что за странная таинственность? – спросила она. – И эта суматоха по поводу младенца, оставленного на автобусной станции?

Брэндон выудил кисет из кармана расстегнутого, обвисшего жилета.

– Ты расскажи ей, Дуг.

Сильвия Мартин обратила смеющиеся карие глаза на молодого прокурора.

– Давай скорее, Дуг, я чую, должна получиться отличная статья.

– Кто тебе посоветовал приехать сюда? – спросил Селби.

– Просто я шла по вашему следу.

– Следовательно, твое появление никак не связано со старым Гролли?

– Нет. С какой стати? Ага, значит, Эзра Гролли – это еще один материал.

Селби показал на расставленные на полу банки.

– Материал, который будет стоить двадцать пять тысяч долларов.

Сильвия Мартин достала из кармана блокнот и приготовилась записывать.

– Рассказывай все, Дуг, – потребовала она.

– Во-первых, Гролли оказался женат. По описаниям, его жена – привлекательная женщина лет двадцати семи – двадцати восьми. Она исчезла. Четырехмесячный ребенок, оставленный на автобусной станции «Грейхаунд», видимо, его дочь. Шериф желает узнать местонахождение матери в настоящее время. Все красоты и орнамент к этой истории сочинишь самостоятельно. Надо, чтобы материал увидел свет. Нам необходимо найти женщину.

– Ты можешь сказать, как стало известно о брошенном ребенке?

Селби задумался на секунду и ответил:

– Нет. Думаю, об этом пока лучше помолчать…

– Что еще находится в сундуке?

– Именно это мы и выясняем в данный момент. – Брэндон повернулся к сундучку. – Какие-то бумаги, – сказал он.

Аккуратно сложенные листочки были перетянуты резиновой лентой. Бумага, старая на вид, оказалась очень хрупкой и легко крошилась.

– Думаю, у него давно не было случая заглянуть в эти документы, – сказал Брэндон.

Резинка лопнула, едва шериф попытался ее снять.

– Кажется, там банковская книжка, – заметил Перкинс.

– Целых две, – добавил Селби.

Книжки были выписаны банками в Сан-Франциско. На каждой хранилось по двадцать тысяч долларов. На первой книжке было обозначено, что вклад сделан почти двадцать лет назад, на второй – шесть лет спустя. Со времени начисления процентов в последний раз прошло больше десяти лет. Никакая сумма с вкладов не снималась.

В пачке документов завещания не оказалось.

– Вот это да, – прошептала Сильвия Мартин. – Весь город забурлит, прочитав мою статью.

В пятницу утром «Кларион» вышла с большой статьей, вызвавшей огромный интерес. Эзра Гролли, широко известный в Мэдисон-Сити как эксцентричный холостой фермер, экономный до такой степени, что эта черта уже перестала быть достоинством, умер в местной больнице, оставив после себя не только довольно крупное состояние, но и жену с ребенком.

Оказывается, он до великого кризиса был преуспевающим энергичным бизнесменом, делающим деньги с быстротой, столь свойственной временам, непосредственно предшествующим краху. Затем что-то случилось. Гролли появился в Мэдисон-Сити, осел на своих десяти акрах земли, стал вести замкнутый и экономный образ жизни. Примерно за шестнадцать месяцев до смерти он исчез из города на четыре месяца. За это время он, очевидно, женился, прожил с женой несколько недель, потом вернулся на ферму, уложил свадебный костюм в дряхлый сундучок и вновь зажил так же убого, как и раньше.