– Мы это уже сделали, – ответил шеф полиции, – но теперь, когда ребенок у вас, звонков больше не будет… Что удалось выяснить при осмотре багажа?

– По всей вероятности, женщина – жена Эзры Гролли.

– Эзры Гролли? – воскликнул Ларкин. – Не знал, что у него есть жена. Что сам Эзра говорит по этому поводу?

– Ничего. Уже полчаса, как он умер. Я звоню из больницы.

– О’кей, я буду на проводе, – пообещал Ларкин весело.

– Мы отправляемся в жилище Гролли, посмотрим, что и как, – сказал Селби. – Я попросил, чтобы все звонки переводились на помощника шерифа. Боб Терри сделает все, что нужно, если получит какое-нибудь известие.

– Не сильно надрывайтесь, – беззаботно посоветовал Ларкин. – Думаю, что вы лишь выиграли ребенка, ничего больше. – С этими словами начальник полиции повесил трубку.

«Ранчо» Гролли состояло из десяти акров земли, на которых произрастало несколько апельсиновых деревьев, а также разместились небольшой огород и загоны для кур и кроликов. Во время болезни хозяина заботу о них взял на себя сосед. О смерти Гролли он впервые услышал от шерифа.

Брэндон правильно истолковал уныние соседа, который, сдвинув на нос свое соломенное сомбреро, печально почесывал в затылке.

– Власти позаботятся обо всем, – сказал шериф. – Собственность будет распродана, и вы получите вознаграждение за свой труд.

– Ну это, конечно, в корне меняет дело, – сказал сосед с видимым облегчением в голосе. – Здесь немало работы, особенно в такую жарищу… Я повесил замок на дверь.

Шериф снял замок, и они вошли в дом. Это сооружение скорее можно было назвать лачугой. Там было убого, чем-то воняло, хотя оказалось достаточно чисто. На вколоченных в дощатые стены гвоздях был развешан весь гардероб Эзры Гролли: потертые, заляпанные грязью кожаные куртки, выцветшие синие рубашки, изношенные комбинезоны. Рядом с рукомойником в кухне находилась посудная полка, на которой лежало несколько тарелок, какие-то консервы и краюха черствого хлеба. Женщина по меньшей мере прикрыла бы полку занавеской. Но Гролли, очевидно, не нуждался в подобной роскоши.

Вокруг двух отверстий, пробитых в крышке банки со сгущенным молоком, образовалась твердая желтая корка, узкая полоска такого же цвета тянулась по ее боку. Рядом – закопченный оловянный кофейник. Разнокалиберные, обожженные до черноты сковородки развешаны на гвоздях. На столе стояла банка, в которой когда-то находился джем, а теперь хранился топленый свиной жир. В серой от пыли, наполовину заполненной сахарнице кишели муравьи. Для приготовления пищи Гролли использовал двухконфорочную керосиновую плитку.

В крошечной спальне стояла железная кровать, некогда выкрашенная в белый цвет. В углу комнаты находился старомодный сундучок с выпуклой крышкой, рядом с которым лежал дешевый картонный чемодан, оклеенный искусственной кожей. Большой фанерный упаковочный ящик был превращен в еще один предмет меблировки весьма простым способом – к его верхней крышке владелец дома прикрепил дверные петли.

Солнце превратило тонкостенную лачугу в подобие духовки.

– Нечем дышать, впустим сюда хоть немного свежего воздуха, – сказал Брэндон и поднял оконную раму.

Они услышали, как по разбитой дороге к дому подкатила машина. Через несколько секунд в дверях возникла длинная, сухая фигура Гарри Перкинса.

– Что удалось найти здесь, Рекс? – спросил он.

– Будь я проклят, если знаю, – ответил шериф с широкой улыбкой. – Вообще-то я хочу узнать побольше о его жене.

– Жене?

– Да.

– Я-то принимал его за убежденного старого холостяка.

– Все так полагали, – согласился Брэндон.

– Однако, если серьезно подумать, Гролли вовсе не был стар, – заметил Селби.