– Мамочка, не умирай пожалуйста, мы тут, с тобой… – женщина заходилась всё новыми приступами, а дети всë громче звали на помощь отца.

Мужчина напрягся, потянулся к дверной ручке и… отпрял, стараясь не скрипеть крыльцом. Кашель прекратился, хозяйка успокоилась и постаралась восстановить сбитое дыхание.

– Пусть идет, мои сладкие. Папа принесет нам большого оленя, а мы пока пойдем по грибы. Вечером зажарим его во дворе до хрустящей корочки, приправив травами. А на костях сварим супчик. Не плачьте, милые, в этот раз голоду не застигнуть нас врасплох.

Мужчина выдохнул. Когтистая рука, сдавившая его сердце, ослабила хватку. Он любил своих детей. Любил свою жену. И ненавидел. Презирал не меньше, чем презирал себя.

Не был стар, но морщины и седина плотно въелись в физиономию. Глаза впали. Дрожащей четырехпалой рукой, он перекинул погонный ремень через плечо, заткнул почерневший серебряный кол за пояс, вынул из-за пазухи флягу и, взболтнув содержимое, отправился проверять силки на лишь ему одному ведомых тропах.

****

Полдень вступал в свою силу. Переваливаясь с ноги на ногу по траве, усыпанной солнечными бликами, меж деревьев шагал… оживший куст. Опираясь на сучковатый посошок, Эйн, до головы облепленный странными листьями, неспешно перебирался через коряги в поисках источника воды. Проведя ночь под открытым небом без тепла и заведя плотную дружбу с парочкой клещей, он осознал одно. Сейчас его, ослабевшего, больше всего волновала неотвратимая жажда и голод.

«Возможно, я немного переборщил со своим лесным облачением, – практически все части его тела, за исключением причинных и тех, что должны обеспечивать достаточную подвижность в несколько слоев были залеплены в жестковатые зеленые бронепластины, – амулет на груди мешает, но снять его я не рискну. Что ж, пусть будет так. Пустыня, лес. Если мне велением судьбы суждено начать здесь новую жизнь, первейшим и самым важным шагом на моëм пути станет поиск цивилизации, а вторым – продумать всë на тот случай, если я еë не найду. Не желаю больше терпеть эту боль и хочу одного – вернуть всë на круги своя».

Утром, когда начинало светать, он оступился и кубарем влетел в липкие лианы. А решив, что не хочет продолжать истязать свое тело столь экстравагантной пыткой, облачился в них полностью. Основная масса, на удивление, довольно прочного материала пришлась на импровизированные валенки. Практически до пояса. И, пусть передвижение было затруднено, он чувствовал себя вполне комфортно, утончив покров в местах сочленений.

«Моим опасением был яд или раздражитель. Глупая смерть. Но, думаю, имей чудотворный клейкий сок в своем составе подобные вещества, я бы уже знал. Мало того, похоже, они обладают антисептическими и гемостатическими свойствами, а еще приятно обволакивают кожу».

В своем темпе, с крейсерской скоростью он прошел от обеда до вечера, дважды испив прохладной воды из небольшого ручейка. Пробираясь и продираясь звериными тропами, Эйн надеялся, что рано или поздно удача вспомнит про него и одарит едой посерьезнее продолговатых оранжевых ягодок, изредка растущих на стелящихся по земле лозах, имеющих отвратный горький вкус и тех, сладеньких, голубеньких на кустах, от небольшого укуса которой его вот уже битый час выворачивает наизнанку. Конечно, он несколько раз видел или слышал пробегающую мимо мелкую дичь, а единожды лицом к лицу повстречал, огромного тонкошерстого оленя с завитыми в столб, напоминающий дерево, рогами. Морда существа была измазана кровью, посему ноги резко сменил курс и довольно долго неслись в одном направлении. Все его предположения подкрепились довольно существенным фактором, исключая место для сомнений. Таких тварей на его родине не было.