– Забудь… пора забыть про усадьбу герцога Лоа. Люди и члены семьи Лоа не смогли бы протянуть там и дня, а сама формула пестицида находится лишь в головах главной ветви. Эта вылазка не стоит подобных рисков, останки гонца, принесшего письмо о помощи так и не нашли. Дамьен уже посылал несколько групп…

– Но то были группы! Мы можем выслать армию! Вы отправите инквизиторов, мы с Шимилом соберем заключенных и наемников. Выждем сухой погоды и выдвинемся в очищающий скверну поход.

– Четыре тысячи, – девушка осеклась, а мужчина нравоучительно продолжил. Казалось, он совсем не обращал внимания на то, как истекает водопадами крови. – Четыре тысячи преданных и ревностно верующих дьяконов. Четыре тысячи трупов, что сейчас прахом, подгоняемым ветром, рассеяны по улицам. Вместе с теми, кто жестоко оборвал их жизнь. Мы смогли подавить этот бунт ответным насилием, но гнев в сердцах людей еще не угас. Стоит нам ослабить хватку на шее культа строенной луны, второго такого будет не избежать. А ещë дождь. Достаточно морякам хоть немного прогадать с погодой – новые жертвы будут не на их совести. На твоей. И Дамьена, который, я уверен, согласится на любую авантюру, что не пойдëт ему в убыток.

Наконец, мужчина понял, что чувствует себя неважно и оперся об одну из несущих колонн.

«Тц, змей. Архиепископ Айектгамей был прав, ещë немного и город окажется в его пасти. Спорить с ним – отнимать добычу у дикого зверя».

– Простите мою дерзость, Госпожа, напомню, вечером у вас назначена встреча с госпожой Розалиной, – Калея испугалась за внезапное вмешательство своего лакея, хотела было начать вымаливать его прощение, но, заметив чрезмерное равнодушие Навьелата, успокоилась. Даже слишком чрезмерное для проступка, нарушающего церковный этикет.

– С вашего позволения, я вызову лекарей-алхимиков из башни и оставлю вас. Желаю сполна насладиться своей властью… и монокулярным зрением, ваше преосвященство. Пойдем, Полтс. – Копьë церкви вместе со своим слугой беспромедлительно покинули собор.

Новый архиепископ остался в одиночестве смотреть на старика, чьë посмертное ложе начинали охватывать тонкие языки пламени. На его лице промелькнула улыбка.

– Скоро вызывать будет некого…

Он посмотрел в конец зала, откуда из-за колонны вышел темноволосый мужчина смазливой наружности. В руках он держал золотую маску со слезами, которые по непонятной причине текли вверх, а ехидное лицо выражало лишь одну эмоцию – нетерпение.

– Хорошо, иди. Оставь лишь одного, самого глупого, дабы продолжал работу. Покажи милость церкви. Остальных убей. Сойдут и те улики, что я тебе дал, никто не пойдет против воли епископа. Прилюдно обвини в заговоре, заткни рот и заживо сожги на костре вместе со всеми рукописями за последние пару месяцев. И самое важное – не подпускай копье к этому делу. Займи её чем-нибудь. Чем угодно… а теперь ступай, – он подождал, когда епископ удалится, пожал плечами и, отвернувшись, засунув два пальца в глазницу, вытащив оттуда остатки… – Вы начали копать рано. Слишком рано. Хм. Сами виноваты.

****

Эйн встал. По пробуждении он не был уверен, от чего потерял сознание, но немного поразмыслив и вспомнив, перефразировал вопрос у себя в голове: «От чего именно?». Чем больше он вспоминал, тем сильнее его кидало в дрожь, тем чаще приходилось смотреть за спину. На удивление, боль полностью отпустила. Ноги ощущали твердь, а рука безболезненно пыталась сжать отсутствующие пальцы, чем вызывала сильный диссонанс. Грудь оказалась туго перебинтована.

Дверь подвала бесшумно открылась и внутрь вошел седоватый мужчина, держащий в руках скомканную одежду.