– Воды!

Лязганье затихло. Охотник пристегнул нож обратно на пояс, вынул из сумки кожаный бурдюк и подошел к тяжелораненому.

– А тебе повезло. Крепкий ты. Дробь внутрь не попала! Ха-ха, представляешь, застряла неглубоко ну, и я её это… ты не боись, я и не такое видал… – мужчина, не сбавляя бдительности подсел ближе и неспеша открыл флягу, – дробинки то я вынул и ножичком дырки прижег, но орал ты… некстати в сознание пришел. Все волколаки подумали, что собрат на помощь зовет. Вот и пришлось тебе еще чуть приложить. Прикладом. Но ты главное не боись, рука – это не самое. Вот, у сынишки моего вообще с этим всë плохо, так он ногами, ногами. Потешно, конечно, но мамке помочь пытается. Смышленый он у меня, голова светлая, не то что я. Только вот без помощи брата пока не обходится. Недавно было дело, иду я зна…

– Воды-ы!! – раздался душераздирающий хрип Эйна, всë это время пытающегося поднять здоровую левую руку и выхватить флягу, жонглируемую активной жестикуляцией охотника. Виски гудели, в приоткрытых глазах до сих пор маячили разноцветные огоньки, а плечо не хотело слушаться.

Охотник спохватился, приподнял его голову, что очередным комом боли отдалось в животе, поднес сосуд и начал постепенно вливать жидкость. Эйн жадно глотал каждую каплю, стараясь не торопиться, ведь чувствовал, что поперхнуться сейчас было смерти подобно. Он приоткрыл глаза. Теперь уже более отчетливо видел флягу армейского образца и трясущуюся, сухую и жилистую четырехпалую руку, усеянную темными пятнами разных цветов и размеров. Прохладная струя бежала вниз по пищеводу до тех пор, пока не оборвалась.

– До следующего ручейка пару верст. Но ты имей ввиду, что мне тебя еще волочь. А ты нелегкий. А щас тебе есть надо… видел я, как те грибы из тебя выходили… голодный небось, – с этими словами он поднял здоровую руку Эйна и вложил туда что-то теплое, мягкое и шершавое, словно посыпанное солью, – но ты это, ты ж вроде не головорез какой… или тебя свои оставили и до гола раздели? Да еще и излепленный весь тягунчиком, вот я и подумал, что тварь из чащи выбралась… не серчай, я не хотел. Как закряхтел тогда, еще и руки выставил. Тут в последнее время опасней стало, жена вечно пилит, ну ты и сам понимаешь, городской же вроде. Да? – мужчину прорвало так, словно он годами не разговаривал с людьми и вот, нашел себе собеседника под стать, который не перебьет и своего не влепит.

«Человек в годах, мотëрый и виной тому горький опыт. Чувство вины его искренне и опасность мне не страшит, вот только мотивы не ясны. Из всего ранее им сказанного – он из местных, скорее всего лесник, что со своей семьëй решил уединиться вдали от городской жизни. Аскет или мизантроп? Врятли. По уровню развития этот мир далек от нашего, а основная масса людей живет в городах, вот только что он имел ввиду о головорезах?»

Эйн длительно слушал его. Или делал вид, что пытается вслушиваться в нескончаемый поток практически бессвязных историй, жалоб и причитаний. Внимание было сосредоточено на мягких ощущениях в правой руке, разжав которую он увидел кусок красноватого мяса. Он был чуть теплым, а через секунду стал еще и невероятно вкусным, солоноватым. Эйн долго жевал жесткий, практически резиновый провиант и туман в его голове начал проясняться. Только сейчас у него хватило сил повернуться, а вместе с тем пришло осознание что лежит парень на импровизированной волокуше, в каркас которой пристоен его драгоценный посох, а рядом сидит раздетый до пояса мужчина.

«Теперь, полагаю, пришло время играть немощ. Хотя, даже сейчас я не чувствую сил подняться на ноги. М-да. Представляю его лицо в противном случае, жаль, вторую дробь я не переживу».