Через несколько минут после того, как мы покинули Банти, я увидела идущую вдоль дороги свадебную процессию. Четыре стрекозы несли на своих плечах длинные шесты, на которых стоял похожий на домик паланкин. Внутри сидела маленькая куколка, наряжённая, как невеста,– с украшениями из сандалового дерева, в красном сари, конец которого был наброшен на голову, в короне из белоснежной сердцевины растения шолапитх[6]. Рядом с паланкином ехал на лошадке-качалке кукольный жених в белом национальном костюме и высокой белой шапке. Перед женихом и невестой плясала пёстрая толпа гостей: лягушки с грибами-зонтиками, крупные муравьи и даже слон и лошадь, которые скакали на задних ногах.

Процессия напомнила мне бенгальские стишки-потешки для детей, которые я слышала от папы, – например, о том, как слон и лошадь танцевали на свадьбе. Я хотела спросить об этом у Тунтуни, но вдруг заметила ещё парочку гостей – пухлого плюшевого медвежонка с горшочком, на котором написано «миот», и милого поросёнка в костюмчике.

– Но это же неправильно, – пробормотала я.

Было очевидно, что мишка и поросёнок явились из абсолютно другой сказки и культурной традиции.

– Не придирайся, – фыркнул Тунтуни. – Что с того, что медведь не умеет грамотно писать. Он же всё-таки медведь.

Я не стала объяснять своему пернатому другу, что меня встревожило вовсе не слово «миот». Почему так много историй из разных стран и культур перемешались между собой?

Прошло не более получаса, как случилась очередная странность. Солнце почти село, и я всё сильнее волновалась, что не успею поговорить с лунной мамой до того, как она взойдёт на небо. Мы с Туни звали и звали её, задрав головы. Наверное, поэтому я и не заметила, – а когда заметила, было уже поздно, – липкие белые нити, покрывшие дорогу огромной паутиной. Я резко повернула вбок, и мы полетели в канаву.

– Держитесь! – крикнула я.

– Вторая авария за день! Вот вам и страховые тарифы! – взвизгнул Туни.

Авторикша с металлическим скрежетом рухнула на дно канавы.

– Вы в порядке? – спросила я, потирая голову, поскольку ударилась о стенку рикши.

Бампер помялся, а снизу торчала большая железная палка (Ось? Кажется, это так называется у машин).

– О, моё крыло! Мой клюв! Моя бедная хорошенькая головка! – стонал Туни. – Принцесса, если бы у тебя были водительские права, я бы потребовал, чтобы их отобрали!

Геккон сидел молча, ошарашенно моргая и пялясь на нас с Туни.

Я с трудом выбралась из побитой, опрокинувшейся набок машины и, хромая, пошла смотреть, что перегородило нам дорогу. Тропа была облеплена непонятной белой гадостью. Как будто мы случайно заехали в летний лагерь, и кто-то, решив подшутить, облепил нашу авторикшу со всех сторон толстыми белыми нитками. Нитки были на земле, нитки опутывали кусты и колючие деревья по обе стороны дороги. У меня сразу возникло чёткое ощущение, что это подстроено специально. Я тут же натянула лук, вложила стрелу и внимательно огляделась.

– Будь настороже, – прошипел Туни голосом опытного детектива из старого фильма.

Я жестом велела ему замолчать, потом указала двумя пальцами на глаза, а затем – на пейзаж вокруг.

– Это ещё что? Думаешь, мы попали в полицейское шоу? – презрительно произнёс Туни, и не думая понижать голос.

Я закатила глаза – иногда мой друг с куриными мозгами страшно бесил меня. Сделав вид, что ничего не слышала, я продолжила осматривать местность, держа оружие наготове, и очень скоро увидела, откуда тянутся нити. В нескольких шагах от того места, где опрокинулась авторикша, на самом краю дороги сидела пожилая женщина с прялкой. Она пряла нити, а те разлетались в разные стороны, как по волшебству, опутывая всё вокруг, словно паутиной. При нашем приближении женщина подняла голову – не похоже было, что она собирается на нас напасть. И всё же что-то меня настораживало. Ну насколько велик шанс встретить ещё одну старушку на той же тропе, да ещё так скоро?