Мне вдруг вспомнились слова Мати. Не всегда герои бывают героями, а чудовища – чудовищами. Хорошими или плохими нас делает не внешность, не семья, которая нас воспитала, и не место, где мы родились. Все зависит от поступков, которые мы совершаем день за днём, месяц за месяцем. Но какое это имеет отношение к перепутавшимся персонажам и историям?

Видимо, недоумение отразилось у меня на лице, потому что Банти вдруг спросил:

– Ты ведь заметила это, правда? Множественность съёживается? Нарратив усыхает.

– Э-э… нет. То есть, да, – задёргалась я. – В смысле, а нарратив – это что?

– Нарратив – это повествование, – пояснил тигр. – История. Ты заметила, что наши истории будто тают и подменяются другими?

И тут изображение Банти мигнуло, и на мгновение вместо тигриной морды возникло лицо старушки, потом – снова тигриная морда, и снова старушка, и опять тигр.

– Ой, мама. Что происходит? – прошептала я, обращаясь к самой себе.

– Почему тигры не едят лошадей? – произнёс вдруг Тунтуни, который не желал отвлекаться от первоначальной темы.

– Не сейчас, Туни… – начала я, но он перебил:

– Потому что они набиты травой! – Туни нервно закружил надо мной. – Поехали скорее, принцесса, пока этот зверь не догадался, что нами можно замур-рчательно пообедать!

Банти обиженно шмыгнул носом:

– Очень невоспитанно обсуждать кого-либо в его присутствии. Ты ведёшь себя хуже Антихаосного комитета.

Я не знала, что это за комитет такой, и, кроме того, меня волновал другой вопрос:

– Ну, хорошо, предположим, я кое-что заметила. Странные подмены героев в историях. Ты знаешь, почему это происходит?

– Я не знаю, почему истории наезжают друг на друга, – задумчиво ответил Банти. – Но вижу, что ткань повествования порезана во многих местах. Как будто кто-то нарочно пытается упростить сложный орнамент, уменьшить количество нитей, свести многообразие узоров к одному.

В этот момент я вновь заметила голубую бабочку, медленно пролетающую мимо.

– Не понимаю, что всё это значит, – призналась я.

– Не спрашивай ни о чём этого пожирателя старушек! – завопил Туни. – Надо срочно найти твою лунную маму, пока она не взошла на небо!

Мой друг Тунтуни был прав. Мы и так сильно задержались, и пора было двигаться дальше. Но, когда я забралась обратно в авторикшу, тигр направился к нам, словно тоже хотел ехать. Туни вскинул крыло:

– Ну нет, профессор Тигрецкий, вас сюда не звали.

– Но я, безусловно, способен помочь вам в разгадке ваших загадочных загадок, – возмутился зверь. – Я помогу искать вашу родственницу по материнской линии, Луну!

– Принцесса, – заверещал мне в ухо Тунтуни, – будь благоразумна. Если этот зверь выглядит как убийца и рассуждает как убийца, почему же ты веришь, что он – не убийца? Может, этот тигр вызвался помочь только для того, чтобы съесть твою лунную маму, или, ещё хуже, – нас с тобой?

Я понимала, что Туни говорит разумные вещи, но как же мне не хотелось подчиняться стереотипам и клеймить тигра только за то, что он – тигр.

– Не обижайся, Банти, – попросила я. – Думаю, нам всё-таки лучше расстаться. Ты ищи путь в свою сказку, а мы постараемся вернуться в свою.

На наше счастье, авторикша наконец-то завелась. Я газанула, и мы с Тунтуни и Тиктики Первым умчались прочь.

И всё же, разглядев в зеркало заднего вида, как тигр качает нам вслед головой, я почувствовала себя виноватой.

Очень скоро я сильно пожалела, что мы не взяли с собой Банти. Вокруг нас расстилался до того странный пейзаж, что становилось ясно – тут опять перемешались какие-то истории. Будь умный тигр с нами, он помог бы мне понять, что происходит.