– Какого черта, – прохрипел Редклифф, вваливаясь в дом, – Эдвин! Я же велел тебе смазать петли. Скрипят как в бесхозном сарае!

Эдвин что-то еле слышно пробормотал.

– Хватит огрызаться! Масло на чердаке! – загавкал Редклифф.

Эдвин торопливо выскочил из дома и хлопнул дверью.

– Никчемный балбес! – Прозвучало ему вслед.

Редклифф развалился на скамейке у входа, стаскивая свои рваные грязные сапоги.

– Этот негодяй Вернон, – одышка овладела им на несколько секунд, – этот недоумок обрюхатил свою женушку и теперь держится за каждый ломоть хлеба!

– Он отказал тебе!? – В чрезвычайном удивлении возмутилась жена, будто у Вернона не было повода для этого.

– Клэр, чем здесь так воняет?

Клэр недоумевающе пожала плечами. Запах поднялся от снятых сапог.

***

Эдвин всегда покидал дом щегольской походкой дворового хулигана, его движения пронизывала свобода. На самой широкой улице шумела ярмарка. Ряды прилавков были заполнены деликатесами, овощами, свежей рыбой, медом и целебными травами. Эдвин с ловкостью бывалого воришки сдернул чесночный батон с одного из прилавков. С нагловатым самодовольствием он принялся его уплетать, ловко проскакивая между суетящихся людей. Между двух предпоследних прилавков он резко свернул налево, там он запнулся об курицу и обронил батон. В него полетели перья вперемешку с кудахтаньем, потный бородатый торговец осыпал его непечатной бранью и пнул курицу обратно в загон. Эдвин продолжал шнырять между рядов, набивая карманы орехами и сухофруктами. За очередным поворотом он с ловкостью кота, крадущего еду с хозяйского стола, свистнул яблоко из ящика, пока торговец был занят покупателем. Парень с аппетитом откусил сразу треть яблока и услышал мягкий и тонкий голосок за своей спиной.

– Кажется, ты забыл заплатить за него.

Эдвин застыл в ступоре с открытым ртом, набитым яблоком.

– Это же ты, ты с той реки. – Проронил он, когда оглянулся.

За ним стояла Эвелин. Ее русые волосы лоснились, переплетаясь с веревочками чепца. Она поправила левую прядь, закрывавшую один глаз. Взгляд этих зеленых глаз был игривый и обезоруживающий, словно она намекала на что-то. Аккуратный маленький носик по весне покрывался рыжими пятнами, а сейчас был естественного телесного цвета. Губки были светло-розового оттенка, их форма создавала впечатление, будто она всегда что-то хочет сказать. Немножко широковатые щеки плохо сочетались с маленьким носиком, но это не бросалось в глаза как явный недостаток. Он окинул взглядом ее шерстяную тунику и белую юбку, заострив внимание на ноге с браслетом из разноцветных бус на шерстяной нитке. Она поджала губки, будто обиженный ребенок, лишенный конфет за проказы. Он смотрел в ее розовое круглое лицо, и его взгляд был прерван ее ладонью. Лихая пощечина ее гладкой и мягкой руки была ему даже приятна, но он все-таки нашел в себе горсть возмущения и выразил ее словами:

– За что!?

– За то, что подглядывал! – Выпалила она.

Эдвин, немного замешавшись, обронил еле слышимое извинение и добавил:

– Хочешь яблоко?

Он протянул ей огрызок и в эту же секунду сконфузился от глупости своего поступка. Заторопившись его исправить, он не нашел ничего более подходящего, как вымолвить:

– Сейчас я возьму тебе другое.

С губ Эвелин слетел придавленный девичий смешок, и она добавила:

– Я не ем краденые яблоки.

– Может быть, тогда, – начал он, доставая награбленное из карманов, – сушеный инжир?

– Зачем ты столько крадешь? Ты из бедной семьи, что ли? – Эвелин хитренько наморщила носик в гримасе легкого упрека.

Эдвин опустил взгляд, не понимая, что ответить. Отрицание и согласие были уместны одновременно.