Их шаги ускорились, когда крики матери Николаса стали слышны с улицы. Женщины влетели в комнату, захлопнув дверь пород носом Николаса. Он успел в полумраке разглядеть заплаканное лицо матери, скорченное от адской боли. Он схватил себя за голову и устремил взгляд вверх. После глубоко вдоха он провел ладонями от лба к затылку, пригладив волосы назад. Николас затоптался на месте под очередной стон матери. Он тряс конечностями словно бегун, разминающий мышцы перед стартом. Наступившая тишина подействовала на него как неприятное известие, получив которое, человек обычно отходит в сторону, садится на пол и прячет свое лицо в ладони. Пронзительные вздохи за дверью заканчивались свирепыми выдохами. Николас скрутился в клубок и трясся всем телом. Он напоминал бездомного сироту, замерзающего на улице. По его запястьям потекли слезы, он смахнул их на пол и крепко обнял свои колени. Следом за каждым выкриком матери он перекладывал голову то на правую, то на левую щеку, подтягивая под себя ноги. Коленный сустав хрустнул от силы его рук, и он вытер лицо рукавами. В темной тишине дома пронесся тихий материнский плач. Он больше не прерывался никакими другими звуками, а нарастал с каждой минутой застывшего момента. «Если мама плачет, значит она жива, но почему она плачет…» – пронеслось в его мыслях. Пораженный внезапной догадкой, он начал качаться вперед-назад. Выдыхая приглушенные рыдания, он больно укусил себя за запястье. В его мозгу возник мощнейший импульс, подкинувший его на ноги.

– Пустите меня! Что с моей мамой!?

Его вопль с плаксивой хрипотцой напомнил женщинам о его присутствии за дверью. Повитуха взглядом указала Фрее на дверь. В следующее мгновенье дверь резко распахнулась, и красное свирепое лицо Николаса осветилось лампадкой.

– Уходи! Нельзя! Быстро уйди отсюда! – Завопила Гваделупа.

Фрея захлопнула дверь перед его лицом и подпирала ее спиной. Николас со всей силой юности ударил кулаком в дверь, отчего Фрею немного толкнуло вперед к изножью кровати. После были слышны его частые шаги сначала в доме, а потом за его пределами. Он забежал в сарай и упал на колени. Остаток чувств вырывался наружу, не давая ему встать на ноги. Его плечи тряслись при каждом вдохе. Слезы капали на пол, стекая с подбородка. В эти минуты он недоумевал, как жизнь может быть так несправедлива. Почему в этом мире есть те, кто все теряет, и те, кому все сходит с рук? Для чего в нем существуют ведьмы, от которых одни беды, и почему эти беды взвалились на его хрупкие плечи? «За что?» – прошептал он и ощутил соленый вкус на губах. Он поднял взгляд и сквозь пелену слез увидел висевший на стене старый отцовский арбалет.

***

Утро было пасмурным. Сырой ветер шелестел желтыми листьями. Кривые и черные от дождя ветки деревьев ритмично склонялись от порывистого ветра. Редкие капли дождя словно случайно выпавшие из грозовых туч падали в желтую россыпь слипшихся листьев. Грибные шляпки то там, то здесь протыкали лимонно-желтый ковер. Пение птиц заменилось частым карканьем ворон, и они, мокрые и грязные, прыгали по желтизне листьев и с интересом разглядывали торчащие грибы. Николас сидел в церкви на первой скамье перед алтарем. Его металлическое лицо не выказывало никаких эмоций. В его взгляде не было ни единого намека на замешательство. Он был полон решимости, словно мудрый воин, познавший истину в том, что не на все вопросы можно найти ответы. Воркование голубей на крыше изредка прерывались потоками ветра. Время от времени звучал стук капель о крышу церкви. Николас продолжал всматриваться в распятье Христа, сочетая в своем взгляде отчаянное безразличие и решительную уверенность. Так смотрит человек, которому нечего терять. За его спиной скрипнули петли, священник застыл в дверях, остановив взгляд на Николасе.