– Вас сюда привезли на скорой сегодня ночью, – сказал он и замолчал.

Я посмотрела на Анну, она стояла за доктором и смотрела как будто ему в спину. Что вообще она здесь делает? Почему именно она? Где она была вчера? Мысли быстро проносились в голове, и в то же время я ждала продолжения уже захватывающей истории. Я молчала и испытывающе смотрела на доктора, иногда переводя глаза на Анну. Он заметил, что я смотрю за него и оглянулся. Видимо, он не заметил Анну, когда вошел. И было такое ощущение, что он не заметил ее и сейчас.

– По некоторым заключениям… – вдруг резко продолжил он, отчего я вздрогнула, снова замялся, потом тяжело вздохнул, – у вас опухоль головного мозга. Простите, никогда не знаю, как сообщать такие вести.

Сначала я не осознала, что он говорит. Какие вести? Я в принципе не поняла, что он сказал. Я только поняла, что у меня что-то такое, за что нужно попросить прощения.

– Что у меня? – переспросила я.

– У вас рак мозга, – смиренно ответил он.

И вот тут я осознала, что он сказал. Я внимательно смотрела на него, ожидая, когда он рассмеется и скажет, мол, да ладно, я пошутил, это я так флиртую, давай как-нибудь поужинаем. Но он только произнес:

– Мы проведем обследование, вам нужно сдать анализы. И окончательный вердикт будет после всех этих процедур.

– Что значит «окончательный вердикт»?

– На какой стадии рак и какие у вас шансы.

Боже, он не шутил.

– Постойте, – начала я, желая найти опровержение словам специалиста. – Вы сказали, что нужны обследования и анализы, значит, вы не можете утверждать наверняка, что у меня рак. Какие такие наблюдения и…

Глупо, но наверное именно это и имеют в виду, когда говорят «перед смертью не надышишься». Как же это мрачно.

– Я понимаю вашу реакцию, – он вдруг сел на край кровати и взял меня за руку. Какой, оказывается, сочувствующий здесь персонал. – Я могу сказать только одно: вам лучше сейчас связаться с близкими людьми. Хорошо бы, чтобы они приехали и побыли с вами.

Кому будет хорошо? – со злостью подумала я. И не с кем мне связываться… Мама… Последний раз я говорила с ней больше полугода назад, это был ее день рождения … Что я за дочь, что за отношения у нас? Да и живет она от меня за три тысячи километров. Если она и прилетит меня поддержать, то не успеет к обследованию и вынесению вердикта. Господи, да как же это мрачно!

И тут я вспомнила об Анне. Я посмотрела туда, где она стояла, но ее там уже не было. Я даже не заметила, как она ушла. Наверное, после того как услышала слова врача о том, чтобы со мной кто-то был. А может и раньше. Она, наверное, не слышала о том, что у меня якобы рак мозга. Якобы… Ха. Я, судя по всему, не верю в то, что у меня рак.

– Я не буду никому звонить. Не думаю, что это обязательно. Когда вы начнете и закончите?

Врач смотрел на меня так, будто я уже умерла от рака, тем не менее здесь сейчас и говорю с ним.

– Кажется, вы не вполне осознаете…

Тут уже я перебила его:

– Да все я осознаю. Вы потрогали мой пульс и сказали, что у меня рак мозга. Разве можно так с людьми! И вот, чтобы ни мне, а уж тем более ни вам уже не быть многословными, давайте просто все это аргументируем фактами!

Видимо, я выходила из себя. Мне не хотелось тут находиться. Мне хотелось вообще никогда сюда больше не возвращаться. Как же я хочу домой!

– Хорошо, – понимающе сказал он. – Сейчас подготовят аппарат. И вас.

Он вышел. Я повернулась к окну. Было солнечно. Свет падал на белую стену палаты. Я думала о том, какие все же мягкосердечные здесь люди работают. Почему-то я сравнила их с ангелами-вестниками. Еще я подумала о маме. О том, что я не имею права называться дочерью. Как можно не звонить своей матери так долго? Как хорошо, что у меня нет детей. И почему-то я подумала о прохожих. И об Анне.