Прохожий Катерина Щёголева
Глава 1
Как хорошо, что у меня нет детей, подумала я, наблюдая за небольшими группами мамочек, сидящих на лавочках и стоящих неподалеку. К ним подбегают их дети: плачут, жалуются, хвастаются, хватают за руки и тянут их к горке, чтобы показать что-то безумно важное для ребенка. Мамы идут, смотрят, кивают головой и вновь возвращаются к разговорам с другими мамами – о питании, фитнесе, новом магазине, муже, детях и что там еще у них может быть важнее этого детского открытия. Некоторые мамы, конечно, ахают и просят показать им еще тот фокус, ради которого ребенок отвлек их. Но только и всего. Еще не встречала маму, полностью поглощенную ребенком. Даже не так – которая бы в момент прогулки с ребенком в каком-то смысле сама превратилась в ребенка. Которая, когда он тянет ее за руку, чтобы показать что-то важное, при этом отрывая ее от песочницы, где она творит куличи, посмотрев на представление ребенка с искренним интересом, потянула бы его в ответ, например, к муравейнику, смотреть, как муравьи-силачи тащат на себе мертвую муху, которая в десять раз больше их, в свое логово, да, именно логово. А еще у некоторых мам по несколько детей, которые тянут ее в разные стороны, а она параллельно ежесекундно трясет коляску и пытается еще соглашаться в чем-то с собеседницами-мамами. И вот на коляске я заостряю внимание. Я думаю: зачем они ее трясут? Причем все время. Я представляю в этот момент младенца, которого укачивает, а он держится за бортики коляски, периодически прикрывая рот своей маленькой ладонью – ну, типа, как во время качки на плавательном судне.
Вот так я провожу остаток своего обеденного перерыва. Сижу в парке недалеко от офиса, пью капучино и глазею на мам, детей и их псевдовзаимоотношения. О нет, конечно, я провожу драгоценные минуты свободного от работы времени за этим занятием не потому, что люблю наблюдать за тем, что навевает на меня смертную скуку. Мне просто очень нравится этот парк. В любое время года. А так как я работаю в компании, откуда ежедневно по будням сбегаю на обеденном перерыве, уже сто или двести лет (о боже, кажется, мне нравится заниматься тем, что навевает на меня смертную скуку), этот самый парк я видела в самых разных его проявлениях. И да, зачастую повторяющихся, но каждый раз воспринимаемых мной по-новому. Думаю, этот парк – самое лучшее место в ближайшем километре, если не во всем городе. Видимо, поэтому я столько времени и работаю в наискучнейшей компании, из-за него! Из-за парка. Сарказм.
Ну что я могу добавить, у кого-то мужчина может быть причиной терпений и лишений, а у меня – парк. Он населен множеством разнообразных деревьев. Они перешептываются, сбрасывают листья, играют солнечными зайчиками, они невероятные. Их разговоры можно слушать бесконечно. И если закрыть глаза и ощущать свет сквозь закрытые веки, то их разговоры – как сказка, как песнь. Листва то закрывает, то открывает солнце перед моим лицом, от чего становится темнее или светлее. Даже когда нет листвы, когда вся она на земле и шуметь им вроде нечем, то они сакрально молчат так тихо, что это слышно. Кайф, в общем!
Вот так, за мыслями о тоске и кайфе проходит мой обеденный перерыв, и я возвращаюсь в офис.
Глава 2
– Клара! – слышу я, сидя у себя в закутке на своем рабочем месте. Иногда я думаю: почему перегородки, что разделяют сотрудников, не сделаны до небес?
– Клара, – я подняла голову и увидела выглядывающее из-за перегородки лицо моей коллеги Дианы. Меня всегда веселила эта картина – ширма и голова, а если бы эта голова еще пела и передвигалась, как будто скользя вдоль перегородки, то я бы начала аплодировать и свистеть.
– Диана, спой! – в надежде говорю я. Кстати, я уже не первый раз ее об этом прошу, но она почему-то не поет. И в этот раз она ответила ровно так же, как и всегда:
– Перестань, я на работе, – как будто бы она споет вне работы или как будто бы то, что она отвлекает меня от дел рабочих, не является работой. Да и даже если она споет вне работы, до аплодисментов с моей стороны не дойдет, потому что не будет ширмы, за которой будет поющая голова. – Гоу с нами сегодня в бар после работы!
– Ну что за гоу! – в уме возмущаюсь я, но отвечаю: – Ок!
– Класс! Вот за что тебя обожаю, так за то, что уговаривать не надо! Всегда за компанию!
И в этот момент я вдруг задумалась: а что я делаю? Зачем мне бар с абсолютно предсказуемой Дианой, которая даже не может вдруг неожиданно появиться над ширмой и запеть? Зачем мне чье-то обожание, если меня даже не надо уговаривать? Зачем я живу за компанию? Значит ли это, что если я откажусь от компании и скучных встреч, которые были, кстати, не скучны только под сильным градусом, то меня перестанут обожать? И вообще, зачем мне вот это все? Почему я не в парке? Почему я не слушаю шелест деревьев и не наслаждаюсь их прикосновением в виде игры теней? Почему я не дуб, который живет пятьсот лет, ну или хотя бы тополь, он шестьдесят лет живет. Думаю, я тополь. С моим отношением к жизни я как раз столько и проживу.
Но спустя каких-то четыре часа я уже сидела в знакомом до боли баре через две улицы от работы, в окружении пяти женщин, и ждала свой мартини с водкой.
Думаю, эти вылазки в бар случаются в среднем раза три в месяц. Но когда это происходит, возвращение домой я не помню. И только безумные головные боли на следующее утро напоминают мне о том, что вчера я была не в себе. Однажды – я этого не помню – познакомилась там с парнем, о чем мне рассказали коллеги, с которыми я, собственно говоря, и провожу это время в баре. И судя по всему, мы друг другу очень понравились и, скорее всего, решили пожениться, со слов все тех же коллег, раз так яростно наши тела сблизились и не разближались. В общем, уже к закрытию бара, после очередного страстного танца меня вырвало прямо на него! По рассказу, я забрызгала ему даже лицо. О боже! Тогда мои оптимизм и смекалка направили меня к бару, где я купила бутылку воды. Вернувшись к обалдевшему и уже бывшему жениху, я вылила на него всю воду. Наверное, я его таким образом помыла. Затем была усажена коллегами в такси и отправлена домой.
И вот в этот раз, ожидая свой напиток, я размышляла, смогу ли ограничится двумя бокалами, двумя танцами и вернуться домой до одиннадцати, помня и контролируя все, как вдруг раздались слова:
– А знаете, я ведь беременна.
Все уставились на Анну. В первую очередь из-за того, почему она здесь, а не в шоке?
– О, поздравляю! – неожиданно сказала я, но, кажется, в моем голосе прозвучала жалость.
– Спасибо, – улыбнулась Анна.
– И ты решила как бы… Отметить это? – уже с сарказмом спросила я.
В этот момент нам принесли выпивку, перед Анной была поставлена бутылка текилы. Все смотрели на нее с недоумением.
– Не говорите ничего. Я скажу. Я утром узнала, что беременна, сделала тест, я весь день не в себе как будто. Максу ничего не сказала. Только сейчас осознала, что сижу в баре и заказала текилу. Что я делаю? Почему я здесь? Почему я не с Максом? – и она заплакала.
– О, милая, не надо! Ребенок – это же счастье, это же чудо! – сказала Вера. У нее была уже взрослая дочь, она училась где-то в другом городе и звонила Вере раз в месяц, обычно для того, чтобы попросить денег.
– Да, я знаю, но почему я снова здесь? Что с нами? – говорила плачущая Анна.
– А что с нами не так? – непонимающе проговорила Диана, осмотрев себя и всех сидевших за столом.
– Почему мы так живем? Когда в нашей жизни происходит что-то важное, мы не просыпаемся, чтобы осознать все волшебство этой важности, а автоматически, как роботы, продолжаем делать то, что привыкли. При этом пытаемся скрыть эту важность от посторонних, потому что она может нарушить сложившийся уклад автоматической жизни! – выпалила Анна.
– Я бы даже сказала, до чертиков наскучившей автоматической жизни, – задумавшись, дополнила я философскую тираду Анны.
Все перевели взгляды с таким одинаково идиотским и тупым выражением с плачущей Анны на унылую меня.
– Что происходит? Что с вами? – спросила Диана, искренне не понимающая, в чем дело, и, в общем-то, всем довольная.
А Анна, закрыв лицо руками, только качала головой.
Я выпила залпом свой мартини, как последний (может, так оно и было), расплатилась и без слов встала из-за стола. Через какое-то время Анна, так же молча, последовала за мной к выходу.
Оказавшись на улице, Анна упала ко мне на плечо и разревелась еще громче. А в баре остался оскудевший столик с женщинами, в которых, возможно, ничего и не екнуло внутри и которые после нашего ухода продолжили выпивать и некоторое время обсуждать нас, а потом работу, а потом мужчин, а потом других женщин и их жизни, находя в них погрешности, сравнивая их с собой и своими жизнями.
– Пойдем, я посажу тебя в такси. Поедешь домой, расскажешь все Максу. А после, счастливые, вы будете спорить, как назовете дочь или сына, – сказала я ей, поглаживая по голове и отстраняясь, чтобы поймать такси.
После этих слов Анна как-то вдруг быстро успокоилась и сказала, что не хочет сейчас ехать в машине, ее слегка тошнит. Было еще достаточно светло, и я предложила ей пойти в парк.
Глава 3
И мы, молча и медленно, зашагали.
Как-то грустно было. Я шла и думала о том, зачем я ее позвала. Чтобы развеять печаль и думы, я начала говорить:
