Когда он принес угли, Уомбо напевал унылое и монотонное заклинание духов Лоа.
– Слушай меня, Ки-Уомбо, – сказал он торжественно.
Болюхин был удивлен произошедшей в нем переменой. Он словно стал выше ростом, поздоровел, он улыбался. – Я уйду, и ты потеряешь все, что узнал от меня, но это тебе только покажется, на самом же деле ты должен будешь снова найти себя и восстановить свои силы, после моей смерти ты забудешь все, что с тобой происходило все эти годы. Забудешь про меня и про все свои знания. Для того чтобы вспомнить все это, ты должен помнить: семь пальцев у меня на руках, семь планет в небе… и семь углов тебе вернут полученную от меня силу, и тогда к тебе вернется и память, и все остальные знания и способности. И тогда ты будешь называть себя Уомбо. Неуязвимость просто так, белый человек, – монотонно говорил сидящий напротив костра колдун Уомбо, – не дается никому.
Он начертил небольшой, расчерченной, словно верстовой столб, палочкой на земле символ Эшу Да Капа Прето.
– Ты знаешь, что сила черной магии в вуду передается исключительно по наследству?
– Нет… – робко шептал Болюхин, глядя на то, как символ могущественного Эшу все больше и больше проявляется на земле, прямо под его ногами.
– Но… В колдовстве, тем более черном, не может быть никаких «но». Тут действуют свои законы, не прописанные нигде. Да, конечно, сила мысли, слова-молитвы-заклинания, и… так необходимая для тебя неуязвимость передается по наследству… иногда делаются исключения из правил. Ты…
Он неожиданно бросил рисовать и пронзительно посмотрел на русского.
– …ты ведь сам – сплошное исключение из общих правил. Не так ли?
– Ну-у-у…
– Смотри же, белый человек!
После этих слов он засунул руку в небольшой мешочек «гри-гри», болтающийся у него на шее, и выудил оттуда какой-то сморщенный кусочек высохшей донельзя кожи.
– Что это? – не без интереса протянул Болюхин, понимающий, что перед ним в этот момент открывается святая святых самого загадочного колдовства на планете Земля.
– Это, – Уомбо улыбнулся, – это моя сила, в том числе и неуязвимость, если хочешь. Это язык моего учителя, мир его праху в стране вечного покоя! По его приказанию, принимая его силу, когда он находился на смертном одре, я откусил его язык. Только так мой учитель мог уйти спокойно в мир иной, не особенно беспокоясь, что останется после его ухода здесь, где теперь правлю я… Язык издревле передается вместе с колдовской силой, как куриная лапка при первом посвящении в филью-ди-санту; как маленький, вылепленный из глины черепок при посвящении в Мамбо или Хунганов… Ты же теперь должен получить его от меня, так как я безнадежно стар и больше не могу что-то менять. Болезни Эгунов, с которыми я общался всю свою жизнь, слишком сильно одолели меня, и если я не передам тебе его…
Он протянул Болюхину высохший язык старого колдуна.
– …то вскоре, вместо места вечного покоя и света, попаду в мир демонов, посланцами которых и являются эти ненавистники-Эгуны. Бери, пока я не передумал, и помни, что зло не бесконечно, бесконечна лишь борьба с ним… Запомни, твое дело служить этому миру, а не бороться против него! Сыпь угли на хворост, раздуй их хорошенько, пусть вместе с пламенем унесусь я в светлые чертоги Эшу.
Болюхин помог старику взобраться на костер и перевернул горшок с углями на охапку сухой соломы. Она мгновенно занялась, вместе с нею и дрова.
– Слейся со светлыми силами Неба и только их призывай себе в помощь, – продолжал завещать колдун, – и помни, что главный враг всего земного, а значит, и твой главный враг – злобный черный демон Ктулху, коварный и подлый убийца, который уже много тысячелетий пытается поработить этот мир. – С этими словами старец поднес к губам флакончик с жидкостью и выпил его.