В течение следующих суток профессор тщательно продумывал свою тактику на предстоящем суде. Надо было разобраться, как себя вести и что говорить. Ни коллег, ни родных в то, что случилось с ним в Москве, Валерий Степанович пока не посвятил – ждал удобного момента.

День, однако, снова выдался морозный и ясный. Воздух был свеж и прозрачен; снег вкусно хрустел под ботинками, зазывно искрясь и маня. Хотелось жить и творить, поэтому мысли о неотвратимом процессе незаметно отошли в сторону. Идя на работу под остекленевшими берёзами, печально склонившимися над дорожкой, профессор повеселел и стал на мотив «Крыши дома» Антонова напевать такие строчки:

Во время обеденного перерыва Кукушкин отправился в столовую, снова что-то мурлыча себе под нос.

Встав в очередь к кассе, Валерий Степанович взял оливье и рассольник, но не на шутку задумался над вторым. Мясо с луком он не любил, а котлеты на сей раз были какие-то странные. В конце концов, из двух зол было выбрано меньшее, и Кукушкин уже хотел попросить повариху – хорошо знакомую ему дородную розовощёкую добрую женщину Зину – положить ему «котлетку с пюрешкой», как вдруг за спиной чей-то негромкий, но внятный и твёрдый голос произнёс:

– Не рекомендую…

Профессор вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял строгий молодой человек лет тридцати в сером пальто и с такой же внешностью. Особых примет, кроме острого лица, неестественно тонких губ и холодного взгляда, твёрдого, как решение партии, незнакомец не имел. Это был человек из толпы, плоть от плоти людского потока, воплощение усреднённости – средний рост, средний вид, да и образование, должно быть, тоже среднее. Его пустое, как нетронутый лист, лицо совершенно ничего не выражало и не отражало, не давая возможности понять или хотя бы предположить, чего хочет этот странный гражданин, от которого за километр сквозило чем-то казённым, дежурным и неуютным. Кукушкин невольно поёжился.

– Вы что, пробовали? – спросил он.

– Имел несчастье, – ниточки бледных губ незнакомца слегка выгнулись в дугу полуулыбки. – Не уделите мне пару минут, профессор? Нам надо поговорить.

Валерий Степанович почувствовал смутную тревогу.

– Простите, с кем имею честь? – спросил он.

– Неважно.

– Вы наш новый сотрудник?

– Сотрудник, – кивнул незнакомец, – да не ваш. Давайте сядем вон за тот столик у окна.

– Подождите, но…

– Не задерживайте очередь, Валерий Степанович, – мягко, но настойчиво порекомендовал незнакомец, кивнув на прибывающих коллег Кукушкина, которые из вежливости терпеливо ждали, пока профессор закончит беседу. – Я вас жду, – сказал незнакомец.

Кукушкин рассеянно кивнул, взял стакан компота и поспешил рассчитаться с кассиршей. Нехорошее предчувствие посетило Валерия Степановича. Заплатив, профессор поспешил к столику у окна, где его поджидал таинственный гражданин.

– Извините, – начал он, присаживаясь, – вы так и не представились…

– Боюсь, моё имя вам ни о чём не скажет. Так что не будем терять времени.

– Но я могу хотя бы…

– Сядьте, – в голосе незнакомца зазвенел металл. По спине у Валерия Степановича пронеслась ватага мурашек. Он решил подчиниться.

– Вот и славно, – снова ледяная полуулыбка гнёт губы незнакомца в дугу; змеиный взгляд его пригвождает профессора к стулу. Кукушкин шумно сглатывает.

– Скажите, Валерий Степанович, вы любите фильмы про шпионов?

– Что, простите? – у Кукушкина вытянулось лицо.

– Любите, знаю. А вы за кого? За шпиёнов, небось, а? Ну, признайтесь, – хитро прищурился безликий.