– И чтобы последний раз у меня! – послышалось вслед молодежи уже поднимавшейся по лестнице.

К комнате, довольно большой, посреди, стояли два стола составленных воедино и покрытых разноцветными клеенчатыми скатертями. Шесть кроватей отодвинуты по углам, два шкафа и несколько тумбочек, так же убранных, чтобы освободить побольше места. На столе стояло несколько бутылок, большая банка с какой-то этикеткой, приличных размеров кастрюля в центре и здоровенная миска, по-видимому с салатом. Два парня лет и две девушки ждали с нетерпением прихода гостей. Когда Кудашев и Маша вместе с «группой встречающих» зашли в комнату, поднялся сущий бедлам, сначала все окружили Лопатину, девушки с объятиями и веселым гамом, парни более спокойно, косясь на гостя. Потом последовала процедура знакомства, Маша представляла своего спутника, а он немного ошалело, пожимал протянутые руки, со словами: «Очень приятно, Юрий!»

Обершарфюрер не особо старался запомнить имена новых знакомых, суета стала утомлять, и когда, наконец, все расселись за стол к давно ожидаемому ужину, он облегченно вздохнул. Что ни говори, а советская столовая, которую посетили они в обед, давно стала не очень приятным воспоминанием. Есть хотелось зверски.

Студенческое застолье не блистало изысками, но, несомненно, было милей сердцу чем местный общепит. В большой кастрюле посреди стола оказались макароны с тушенкой, в здоровой миске самый простой салат из огурцов, помидор и редиса, с петрушкой и укропом, сдобренный ароматным растительным маслом. Две бутылки зеленого стекла, оказались местным портвейном, и одна бутылка с водкой. В трехлитровой банке, судя по этикетке и цвету, находился яблочный сок. Дружно застучали ложки, молодежь, громко разговаривая и смеясь, потянулась к кастрюле и миске с салатом. Юрий сидевший чуть дальше своей подруги, подал ей тарелку, и вскоре уже накалывал на вилку тонко нарезанные кусочки огурцов и помидор. Подняли граненые стаканы за встречу. Парни разлили себе грамм по сто водки, хотели и ему, но Кудашев потянулся за портвейном. Совсем не хотелось сорокоградусной. Дневная жара еще не совсем сменилась ночной прохладой, хотелось просто пить. Стакан не дурного сока, предшествовал всем остальным напиткам. Зазвенели граненые стаканы. Кудашев пригубил почти красный, чуть в коричневый тон, напиток с резким запахом, содрогнулся, но несколькими глотками допил до дна. Все! Больше это не пить! Он поддел вилкой салат и отправил в рот, другой рукой потянулся за банкой с соком и налил себе в стакан.

Португалия, по меркам его мира, – нищая страна, расположенная где-то на задворках, на побережье Атлантики. Единственное, чем она славилась и что исправно поставляла на европейский рынок и в Рейх в частности, было вино. Не то что бы Юрий Кудашев был любителем вин, он и с Ролле постоянно спорил, оставляя пальму первенства в напитках за немецким пивом. Но с портвейном он был знаком. Настоящий португальский портвейн и белый Ларгима, который пьют только холодным, закусывая мясом с оливками и рыжевато-коричневый Тони с ореховыми тонами во вкусе. Но то что ему налили сейчас, он глянул на этикетку «Портвейн 72», явно не имело никакого отношения к уважаемым португальским брендам вроде «Offley Forrester» и «Smith Woodhouse». Судя по вкусу, советские виноделы, виноградные выжимки смешали с сахаром, этиловым спиртом и черт еще знает с чем, а затем беззастенчиво, нагло назвали получившееся пойло «портвейн». На желтой этикетке второй бутылки, красовалась виноградная гроздь и надпись: «Анапа крепкое». Дегустировать напиток из этой емкости у обершарфюрер никакого желания не возникало. Он отказался от спиртного, уверенно и кратко сказав: «Извините, мне больше врачи не разрешают». Второй тост, за знакомство, он пил яблочный сок. Этот напиток даже советская власть испортить не смогла.