Коридор тянулся и тянулся. Монотонный и однообразный. После рощи мы ещё пару дней шли в темноте, и потом ещё пару дней под светом ламп. Голова действительно разболелась в первый день. Отдал бы что угодно за обезболивающее, но его не было. Была маска на глаза. Я надел её, лёг на рюкзак и отвернулся к стене, но не слишком близко. Стены здесь всё время вибрировали и гудели от бегущего под ними электричества. От этого шума я хотел держаться подальше, от него может стать хуже.

Ребёнок лёг рядом со мной тёплым комочком, запустив ручки в шевелюру моих волос на затылке. Тепло его ладоней слегка успокаивало.

На следующий день от боли остался лишь небольшой отголосок. Съели по несколько шариков, запили водой и отправились дальше. Воды тоже оставалось немного. Я надеялся, что скоро мы найдём очередной работающий раздатчик. Как правило, они попадались довольно часто.

Ещё спустя день мы дошли до перекрёстка. В центре была засохшая лужа крови, смешанная с чем-то голубым. Кровавый след бороздой уходил влево. Там, чуть дальше, казалось, был какой-то зал. Свет становился ярче, виднелись разноцветные вспышки. В остальных направлениях лишь монотонные железные стены, так же как и позади нас.

Мальчик прятался позади меня, прижавшись к руке. Когда я двинулся в коридор, куда уходил кровавый след, он потянул меня за руку назад.

– Нам нужно сходить туда, поискать раздатчик.

Мальчик замотал головой. Он был бледен и напуган. Я опустился на корточки и притянул его к себе.

– Там нет ничего страшного. Пойдём. У нас заканчивается еда.

– Там кто-то умер.

– Неважно. Нам нужно сходить туда. Не бойся. Я буду с тобой. Ничего страшного не произойдёт.

– Может, ты сходишь туда один?

– А ты останешься здесь?

Мальчик кивнул.

– Нет. Ты этого не хочешь. Поверь мне, одному гораздо страшнее.

– Тогда пойдём в другую сторону.

– Мы пойдём туда. Не бойся. Мы быстро. Туда и обратно. Если будет что-то страшное, мы повернём назад.

Мальчик опустил глаза и замолчал. Он не хотел соглашаться, но понимал, что спорить бесполезно. Надеюсь, понимал, что я прав.

Мы пошли влево, стараясь не наступать на кровавый след. Мальчик вцепился мне в руку и старался держаться поближе к стене. Местами красное смешивалось с голубым. Словно два существа волочились здесь вместе, истекая в унисон своими жизненными соками.

След не обрывался до самого конца, пока мы не вышли в большой зал с диванами в центре, раздатчиками вдоль левой стены и большим дисплеем на правой. Я успел увидеть, как лицо женщины на экране меняется, превращаясь в Эннет. Идиллическая картина, женская фигурка на поле под закатным небом, частично прикрытым тучами. Надпись должна была, наверное, что-то рекламировать, но буквы были мне не знакомы, если вообще были настоящими.

Кроваво-голубой след уходил к раздатчикам, где в углу возле одного из автоматов лежало тело. Я отвёл ребёнка к диванам в центре, оставил ему свой рюкзак, а сам пошёл посмотреть на мертвеца.

Большая красная лужа въелась в пол. Синяя, растекавшаяся поверх, была меньше и свежее. Из распоротого живота торчал шланг, и маленькие синие капли продолжали медленно капать. Кожа была человеческой, но она высохла и местами облезла. Под ней был пластик. В животе, откуда торчала трубка, внутри можно было разглядеть какие-то микросхемы. Время от времени раздавался щелчок и что-то начинало жужжать у мертвеца внутри, а затем с ещё одним щелчком всё замолкало. Лица не было, только белый пластик, как голова манекена. Волосы, возможно, когда-то были, но теперь они валялись вокруг, прилипшие к крови, как после очень неудачной стрижки.