В качестве примеров нарушения принципов системности и сбалансированности гражданского законодательства можно рассматривать случаи непродуманного заимствования чужеродных иностранных законодательных решений, к сожалению, также имевшие место в ходе реформы ГК РФ. Так, в области корпоративного права традиционные для отечественных экономистов заимствования из англо-американского права привели к некоторым парадоксальным законодательным решениям: принятое в правопорядках этого типа деление business corporation на публичные и частные компании (public и private limited company) было необдуманно распространено на общества с ограниченной ответственностью. Между тем в континентально-европейских правопорядках последние являются не разновидностями акционерных обществ, а вполне самостоятельным видом юридических лиц, а предназначенные для свободного биржевого оборота акции и изначально не рассчитанные на него доли участия представляют собой два разных вида объектов гражданских прав с различным гражданско-правовым режимом (тогда как англо-американские stock являются разновидностями единой категории shares). Поэтому в российском праве общества с ограниченной ответственностью могут стать «публичными компаниями» только после их реорганизации (преобразования) в акционерные общества, тогда как в англо-американском праве частные и публичные компании, будучи разновидностями одного и того же вида юридических лиц – «компании с ограниченной ответственностью на паях» (limited company by shares), различаются не организационно-правовой формой, а наличием или отсутствием биржевой котировки их shares (stock).

К сожалению, не менее неудачными стали заимствования и из правопорядков континентально-европейского типа. Например, первоначально произведенное дополнение абз. 1 п. 1 ст. 53 ГК РФ (посвященного органам юридического лица) отсылкой к ст. 182 ГК РФ с целью придания самостоятельной правосубъектности органам юридического лица путем превращения их в «представителей» вызвало такое неприятие, что эту норму пришлось отменять специально принятым Федеральным законом[87].

Не меньшее удивление вызывают и новые правила ст. 308.3 ГК РФ (введена Федеральным законом от 8 марта 2015 г. № 42-ФЗ), заимствованные из французского процессуального права, где они составляют институт astreinte («астрент»). Речь идет о денежной сумме, назначаемой и определяемой судом по требованию кредитора и в его пользу за неисполнение судебного акта об обязанности должника исполнить свое обязательство в натуре. В п. 1 ст. 308.3 ГК РФ этот процессуальный (судебный) штраф, хотя и взыскиваемый теперь в пользу кредитора и по его заявлению[88], благодаря прямой отсылке к п. 1 ст. 330 ГК РФ неожиданно превратился в гражданско-правовую неустойку (всегда определявшуюся либо законом, либо договором сторон, но не судом).

Иначе говоря, институт иностранного процессуального права был просто «включен» в систему российского материального (гражданского) права. Это обстоятельство не могло не вызвать значительные сложности при попытках объяснить его правовую природу и возможности практического использования. Теперь «астрент» рассматривается в качестве «судебной неустойки», т. е. «своеобразной неустойки за неисполнение решения суда»[89] (а не за нарушение условий гражданско-правового обязательства!). Поэтому «астрент» не учитывается при определении размера убытков, понесенных кредитором, и не является особой, новой мерой гражданско-правовой ответственности (п. 2 ст. 308.3 ГК РФ). На нелогичный и противоречивый характер такого законодательного решения обратил внимание В.В. Витрянский