В диссертации Ю.Л. Ломоносова «Конец истории как социофилософская проблема» автор считает, что эсхатологические концепции являются неотъемлемой частью современного мировоззрения. Эсхатологические настроения обостряются ввиду актуализации глобальных проблем современности (экологические и техногенные катастрофы, ядерная угроза), способных поставить под угрозу существование человечества. Как пишет автор, «вопрос “быть или не быть” впервые стал всемирно-историческим, что создало глобальную пограничную ситуацию». Данная ситуация «актуализирует вечную социально-философскую проблему конца истории, которая сегодня перестает быть чисто теоретической»29. Как видно уже из приведённых немногочисленных цитат, автор чрезвычайно далёк от метафизических проблем, связанных с эсхатологией. По поводу эсхатологических концепций, присущих русской религиозной философии, Ю.Л. Ломоносов отзывается исключительно с социологических позиций. Так, вслед за историком В.О. Ключевским он считает, что основой эсхатологизма как устойчивой характеристики российского сознания является иррациональность мышления, причиной которой, в свою очередь, является «хозяйственная деятельность, протекающая в климатической зоне неустойчивого земледелия»30. Помимо этого, российское пространство всегда было зоной регулярных набегов, постоянных войн, бесчисленных поборов со стороны властей, державших личное хозяйство на грани разорения. В этих условиях неопределенности и неустойчивости ценность рационализации настоящего, смысла жизни была очень низкой, что не могло не способствовать рождению эсхатологических идей. Конкретные эсхатологические концепции русских философов автором совсем не рассматриваются.

Из зарубежной философской литературы, косвенно затрагивающей эсхатологическую проблематику (точнее, то, что западным исследователям кажется таковой) можно упомянуть книгу Р. Бультмана «История и эсхатология. Присутствие вечности». Автор рассматривает проблему эсхатологии исключительно с позиций историцизма. По мнению Бультмана, проблема эсхатологии возникла из-за того, что ожидаемый конец света не наступил, Второе пришествие Христа не состоялось, история продолжилась, а потому эсхатологическая община стала историческим феноменом, а христианская вера приняла форму новой религии. На это, в частности, ясно указывает характер Евангелия от Луки. Если Марк и Матфей писали свои Евангелия как проповедники и учителя, то Лука пытается представить в своем Евангелии жизнь Христа как историк. Он также устанавливает хронологическую связь основных событий христианской религии с мировой историей, датируя рождение Иисуса и появление Иоанна Крестителя. В пользу этого утверждения говорит и факт добавления Лукой к Евангелию истории ранней христианской общины (путешествия апостола Павла). Пока христиане жили эсхатологическими надеждами, их не мог заинтересовать такой рассказ. Христианская церковь постепенно стала мирским историческим феноменом. Новая церковь иначе определила и отношение к эсхатологии, впервые появившееся у Павла и развитое Иоанном. Как для Павла, так и для Иоанна настоящее время есть «время-между». Для Павла это время между воскресением Христа и его вторым пришествием. Для Иоанна это время между воскресением Христа и концом земной жизни верующего. У Павла понимание истории определяется эсхатологией. Так, в истории Израиля он видит единую историю греха. Грех вошёл в мир через Адама, через законы Моисея он умножился. Но история – не только история Израиля, но и история всего человечества. Как иудеи, так и язычники являются грешниками и будут преданы Божьему гневу, поскольку весь мир виновен перед Богом. Таким образом, конец истории не может быть естественным результатом исторического развития, он может быть только разрывом с ним, совершённым Богом. Но всё же этот конец является целью истории, поскольку его приносит благодать Божья. Иоанном была развита концепция эсхатологического события как совершающегося в настоящем. Для Иоанна воскресение из мертвых и Страшный суд уже явлены в пришествии Иисуса Христа. Это следует из некоторых его утверждений, находящихся в оппозиции к традиционной апокалиптике. Например, «суд же состоит в том, что свет пришел в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет», «на суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы», «истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь. Истинно, истинно говорю вам: наступает время, и настало уже, когда мертвые услышат глас сына Божия и, услышав, оживут». Иоанн, в отличие от Павла, рассматривает «будущее усовершенствование жизни» не в смысле апокалиптической эсхатологии с ее ожиданием космической катастрофы, а, скорее, как будущее верующего индивида после завершения его земной жизни. Иоанн дает новое толкование второго пришествия Христа, поскольку Иисус обещал своим ученикам прийти вновь и принять их в одной из множества небесных обителей. «В доме Отца Моего обителей много. А если бы не так, Я сказал бы вам: Я иду приготовить место вам. И когда пойду и приготовлю вам место, приду опять и возьму вас к Себе, чтобы и вы были, где Я». Дальнейший вопрос для автора данной книги заключается в следующем: можно ли было удержать такое понимание соотношения между историей и эсхатологией? Ответ: «невозможно». Поэтому «время-между» приобрело исключительно хронологическое значение. Так, прощение греха в акте крещения уже понималось не как «смерть ветхого человека», и, тем самым, как освобождение от определявшей прошлое силы греха, а всего лишь как прощение вины, порождённой предшествующим грехом самого индивида. Таким образом, эсхатология была перенесена в неопределённое будущее. Это происходило отчасти благодаря развитию священнодействия в рамках исторической церкви. Церковь отныне понималась как результат победы Христа и оценивалась как эсхатологический феномен. Благодаря этому в христианстве впервые появляется всемирная история, которая была неизвестна античным историкам. Рождение Христа – центр истории. Вся мировая история теперь разделена на две части, причём время до Христа рассматривалось теперь как время явления Христа и церкви.