– Платон Алексеевич, – проговорил главный сапёр, сам пропахший дымом, – чем обязан?

– Вы подготовили заряды? – перешёл сразу к делу полковник.

– Взрывчатка установлена по всей линии наших укреплений. Каждая потеря будет стоить врагу какой-то части войск. Но признаться, – Евгений Дмитриевич поправил очки на переносице, словно они у него съехали, – нам не хватает не только людей, но и бомб. Для англичанина мы будем как приятная закуска перед основным обедом. Проглотят и не заметят.

Платон Алексеевич помрачнел. Ему не хотелось быть закуской. Вот костью в горле – это да, всегда пожалуйста.

– Взрывчатку активируют надёжные люди?

Старший унтер-офицер неопределённо махнул рукой, то ли на свои слова, то ли отмахнулся от несуществующей мухи.

– Все отобраны исключительно по рекомендациям командиров и сослуживцев. Но… люди, это люди. У них есть такое несовершенство, как моральные дилеммы, медленные рефлексы и чувство вины. К тому же не надо забывать, что плоть хрупка. Один маленький хлопок – и вот уже нет человека, чтобы что-то там нажать. Люди, не автоматоны. Без них мы как без рук, ваше высокоблагородие. Они не устают, не боятся…

Злость начала вскипать внутри у полковника, и всё-таки он быстро подавил собственную вспышку гнева:

– Опять вы со своими машинами. Не доверю я жизни людей какому-то там механизму! Не доверю!

Сапёр лишь пожал плечами. Не его делом было принимать такие решения. Он лишь закончил:

– Установка взрывчатки закончена. Мы готовы к заморским гостям.

После разговора с Бучневым Платон Алексеевич поднялся на северную стену. Больше ему не было надобности куда-то идти или с кем-то разговаривать. Лишь только ожидание своей скорой судьбы стало важным.

Сзади подошёл Карпов. Едва полковник обратил на него внимание, как адъютант протянул ему трость – любимую вещицу, которую покрывал изящный орнамент. Латунный стержень, отполированный до блеска, плавно переходил в элегантную рукоять, украшенную замысловатыми узорами. Инкрустация производила впечатление тонкой вышивки на металле. Платон Алексеевич оставил трость в машине, когда провожал Аннушку, и с тех пор ходил без неё.

Забрав предмет, старший офицер гарнизона нажал на потайную кнопку на навершии. Раздался щелчок, и верхняя часть поддалась вверх. Разъединив, он перевёл её перпендикулярно, открыв подзорную трубу. Поставив нижний конец трости на зубцы стены, Платон Алексеевич примкнул к окуляру и окинул взором плато, что раскинулось перед ним.

На протяжении примерно километра или более со всех сторон к ним подступали джунгли, окружая их плотным кольцом зелени. Солнце светило ярко, покрывая всё это зелёное великолепие золотистым свечением. Воздух, который приносил ветер, был насыщен ароматами влажной земли, цветущих растений и лёгким запахом гнили, характерным для тропического леса.

Платон Алексеевич внимательно осматривал плато через подзорную трубу. Его взгляд скользил по каждому изгибу местности, по каждой детали, которая могла бы указать на приближение врага. Но ничего, что позволило бы судить о приближении врага, он так и не заметил. В конце концов он сдался и повернулся к своему подчинённому.

Адъютант сжал своей здоровой рукой металлический протез, словно проверяя его на чувствительность:

– Представляете, ваше высокоблагородие… Иногда она болит, будто настоящая. Я уже думал обратиться к врачам за обезболивающим.

Платон Алексеевич кивнул. Он слышал подобные истории от сослуживцев, что теряли конечности. Потому он проговорил:

– Такое бывает. Кажется, это называют фантомными болями.

– Я знаю, что такое фантомные боли. Но это не они. Эта железка как будто вжилась в моё тело, стала частью меня… И меня это пугает.