Едва она вошла, как вздох удивления раздался по строю солдат. Они ожидали смертоносных автоматонов, а тут к ним пришла какая-то гризетка. Пусть она и была механизмом.

Видя всеобщее смятение, Платон Алексеевич громко спросил:

– Что ты хочешь, марионетка? Или твои хозяева прислали тебя заявить о капитуляции? – по рядам солдат прошёл нервный смешок.

Полковник не был уверен, что механизм его понимал. Вдруг она знала только английский язык? Но его опасения были напрасны.

Когда автоматон говорила, то части её лица раскрывались на четыре части, как хелицеры у паука, что было достаточно зловеще. А дополняли всё рваные движения механическими конечностями, подкрепляя каждое слово:

– Верные сыны Русской Империи! – провозгласил автоматон на чистом русском языке женским голосом, с металлическими, неживыми нотками. – Зачем вам умирать за своего царя, если можно сдаться и жить ещё долго и счастливо?! В британском плену вас ждёт трёхразовое питание, хорошее отношение и даже жалование, полагающееся пленным для покупки табака или водки. Сложите оружие, и ваши потомки, дети и внуки, скажут вам спасибо!

Автоматон сделала новый изящный реверанс и рваными движениями закончила его поклоном, медленно выпрямившись.

Вот только Платон Алексеевич почувствовал, как глаза его заволокло тёмной дымкой от ненависти. Сдаться! Эта механическая тварь предлагала ему предать Отечество! Резким движением он выхватил винтовку у стоящего рядом солдата, прицелился и спустя секунду нажал на курок.

Пуля пробила керамический череп, разбив его на мелкие куски. Искрящиеся электричеством внутренности обнажились веером искр. Женская фигура упала на мостовую. Руки-конечности тряслись, будто бились в агонии, и в груди Платона Алексеевича заныла старая рана. Он ненавидел себя за эту вспышку ярости – ведь когда-то учил дочь: «Гнев слеп». Но своим солдатам он сказал:

– Никаких переговоров с английскими крысами! Я не стерплю такого унижения! И уберите это убожество отсюда. Сбросьте со стены, чтобы это видели её красномундирные кукловоды.

Уже за его спиной раздался ружейный выстрел. Видимо, кто-то не выдержал и добил механизм.

Английские военачальники не нашли среди своего сброда достаточно смелого человека, чтобы взглянуть в лица своих врагов, – а это было равно нанесению оскорбления. К тому же это был мерзкий автоматон, а на него не распространяются законы военного времени, запрещающие убивать переговорщиков.

А ведь ему предстоит сегодня умереть. И его адъютанту. Ради Императора и своего Отечества. Ещё вчера осознание этого заставляло сердце биться чаще, а от прилива гордости казалось, что он готов хоть сейчас броситься с обрыва. Вот только сегодня он чувствовал лишь грусть.

Несмотря на убеждение Платона Алексеевича, что атакующие будут ждать части для усиления, автоматонов отправили на гарнизон прямо с марша. Плотные группы смертоносных механизмов неслись по обширному полю, огибая его с разных сторон или напирая прямо в лоб, на огонь бившей по ним артиллерии. Тупые инструменты человеческого гения понесли первые потери в битве, но русский офицер знал, что их взяли в клещи. С запада, севера и юга на них шли английские орды. С востока же их прикрывало море. Или, наоборот, отсекало от возможного спасения.

Пути назад нет. Они были окружены, и впереди их ждала жестокая битва, где каждый метр земли будет орошён кровью, а каждый вздох может стать последним. Платон Алексеевич крепче сжал рукоять своей сабли, готовясь к неизбежному столкновению. На их победу не поставит и самый отчаянный картёжник в Петрограде, не то что взрослый мужчина, разменявший пятый десяток лет. А в плен он не сдастся. Сама мысль об этом отвергалась русским офицером как самая жуткая ересь.