Позвольте мне привести пример того, как архетипическое воображение работает внутри нашего вида, как оно автономно возникает, чтобы удовлетворить нашу глубочайшую потребность в отношениях, в понимании.

Каждой поздней осенью я с содроганием думаю о том, какие тяготы выпадали на долю наших далеких предков, когда солнце опускалось в подземный мир, – ежегодный катабасис[14], который должен был быть если не ужасным, то как минимум создающим проблемы для выживания. Учитывая, что мы – те животные, которые хотят знать, выдумывать истории, помогающие нам установить связь с необъяснимыми и порой чудовищными силами вокруг нас, которые первобытное, архетипическое воображение рисовало в виде всевозможных космических животных, съедающих солнце, или злобных богов, лишающих его возможности согревать наши посевы и наших людей.

В качестве примера я вспоминаю посещение Ньюгрейнджа[15], расположенного в часе езды к северу от Дублина. Несколько лет назад выяснилось, что то, что считалось просто холмами, было погребальными камерами. (Аэрофотосъемка обнаружила немало таких объектов.) Сегодня, когда правительство по праву защищает и контролирует их хрупкое состояние, можно спуститься в недра одного из этих сооружений. Издалека они выглядят почти как футбольные стадионы. Спустившись примерно на 20 метров, вы попадаете в пещеру, в которой теперь висит одна лампочка. Гид сообщает, что это сооружение было построено примерно 5200 лет назад, то есть оно старше пирамид и намного старше Стоунхенджа. Когда она выключает эту единственную лампочку, мы понимаем, какой темной может быть темнота. На какое-то время мы становимся одним целым с теми, чьи тела когда-то были помещены сюда, – обитателями подземного мира.

Далее мы видим в потолке так называемую замочную скважину размером с коробку для обуви. В конце декабря, в самый темный день, на несколько минут эта щель совмещается с солнцем, которое находится в перигее. Потрясающе, но комната на короткое время озаряется этим светом. Темная пещера, в Северном полушарии, в самое темное время года освещается. Что мы можем сказать об этой сложной конструкции, которая так явно была связана с ритуалом солнцестояния («солнце стоит неподвижно»)?

Стоя в глубине этого священного пространства, я подумал о трех вещах, которые пришли ко мне в голову в таком порядке. Во-первых, я восхищался инженерным мастерством, которое позволило закрепить камни на консоли, чтобы создать такое пространство. И я надеялся, что это искусство сохранится на много лет, учитывая, что я и другие люди находились под камнями. Во-вторых, я был удивлен их астрономическим совершенством, которое позволило так точно рассчитать движение звезд и планет, которые они лишь смутно видели невооруженным глазом. В-третьих, я осознал и был растроган осознанием того, что нахожусь в присутствии архетипа Великой Матери, о котором говорил Юнг.

Помните, что архетип распознается через свое воплощение в форме, доступной сознанию, но не создается индивидуальным сознанием. Это вневременной, структурированный процесс, содержание которого сильно варьируется, но форма которого универсальна. Великая Мать – это олицетворение сил процесса рождения, смерти и возрождения, через который проходят все люди и культуры.

И там, в этой докельтской пещере, я стал свидетелем воплощения архетипической идеи о том, что даже в смерти, даже в самые темные часы присутствует частица света, зародыш возрождения, обновления, благодаря которому великий цикл катализируется в обратном направлении к сиянию лета. (Со временем различные фестивали света, такие как Рождество и Ханука, были притянуты к этому архетипическому мотиву, как железные опилки к магниту.) Любой человек, любая культура, ощущающая свою причастность к этому великому циклу, чувствует глубокую психо-социально-духовную связь с трансперсональной энергией. И любая культура, такая как наша, которая вырвалась из этого цикла, будет испытывать ужас перед старением и смертью, будет чувствовать себя лишенной корней, брошенной на произвол судьбы и жить как чужая на этой земле.