Да, друзья мои! Нам, простым пациентам, порой кажется, что диагноз этих врачей-психотерапевтов такой неутешительный. Ай-яй-яй… Ой-ёй-ёй… может, всё-таки – водочки!? Ну и «травки»… Чуток… Дааа… Уж больно чуток наш психотерапевт! Чересчур… Отзеркаливает! Тонкая штучка! Почему зевота «заразна»? Что там всё-таки отзеркаливает… Если без врак… Может этакая «чёрная дыра», «Бермудский треугольник» воронкой увлекает позевать и других? Не в лёгких – в мозгу!

Давайте друзья, зевнём вместе с господином Машиахом и «зазеркалимся» в его сновидения. Тихо, крадучись…

Пустая комната… Два больших зеркала друг против друга… Возле одного зеркала сидит он… Руки правильно лежат на коленях… Колени прижаты друг к другу. Рот тоже сомкнут. В зрачках остекленевшая пустота. Дыхания нет. Возле другого, противоположного зеркала, сидят трое: фон Доппельт со связанными руками, какой-то пастор со скрещенными на груди руками и ещё важный господин, держащий в руках весы и термометр. Посередине, между зеркалами, на полу – огромные «песочные» (по форме) часы. Но они заполнены не песком, а крохотными голыми человечками, наподобие тех, что рисовал Босх. Человечки барахтаются, цепляются друг за друга, но падают в «узкие врата» часов-чистилища. А те, что уже упали, корчатся от боли. Точно жарят их уже… на пресловутой адовой сковороде…

– Вы жалуетесь, что не можете сейчас работать… Что у вас не депрессия, а период «накопления»… Так? – спросил психоаналитика важный господин.

– Простите, с кем имею честь?

– Я – уполномоченный по связям Обязанностей, Прав и Правд. Моя фамилия Болт. Герр Болт. Итак?

– Я, герр Болт, точно опустел… И всё вокруг… Поле… Шум ветра… Не на чем сосредоточиться, не о чём «Болт-ать»…

– Разве? А мне и доктор Доппельт, и пастор сообщили, что в вас ещё много порывистости… этого вашего «ветра»… И что яйца ваши ещё свежие.

– Хм… Яйца – да… Но…

– Вот весы. На чашах материальное и идеальное. Ваше… А вот термометр с вашей температурой счастья и справедливости… – заявил пастор.

– Плохо… Вес и тепло не в норме! Для психоаналитика, Поэта и Философа – плохо! – рассудил фон Доппельт.

– Вы что! Вы в самом деле боитесь смерти? – спросил важный Болт.

– Да не особенно… в цепи воплощений… есть надежда увидеть мир без… винтиков, болтиков и дураков. Только блаженные пасту́шки и пастушки́ пасут тучных уполномоченных на сочных лугах.

– Вы дерзки! Вы забыли, что много баб с пустыми вёдрами ещё встретятся вам на вашем пути – заметил пастор.

– Танцующих? – всё дерзил и стебался профессор.

– Он ещё фиолетовые нашивки на наших жёлтых плащах не уважает! Самое святое! – зло высказался главврач.

– Но мы приходим в этот мир не за этим! – Машиах попробовал схитрить и повернуть разговор на философскую стезю. – Только неправильное привносит в этот неясный мир загадочную, притягательную блажь!

– Вы! Вы!… Вы… мелете что-то нелепое! Вы великий путанник… Или притворяетесь?! Почему в ваших объяснительных так много многоточий? – Болт не на шутку был рассержен.

– Нелепое не мелют… Его лепят… Между точками… И лучшее совершенствование – без усилий… Как податливая вода плавно заполняет все… Воздух… Лао учил преобразовать свой лик к внешнему миру без (внешних)… усилий… За пределами слов, смыслов, идей и теорий открывается бездна «не-правильного», иного, того другого (совсем!), что ломает любую только что «приготовленную», «подсоленную», «взвешенную» и «тёплую» истину! Самые выразительные, яркие, мудрые слова – невысказанные! Самое сильное воздействие – бездейственность! Самая прочное то, что происходит, гибко, плавно,… в глубокой, тихой воде… А воздух…