Лишь одинокий старый Райчес позволял себе ворчать, критикуя совсем распоясавшегося мужчину, которому теперь никто не перечил. Пожилому человеку терять кроме изрядно затянувшейся жизни было нечего, так что пугаться он не собирался, а это насторожило Слаера, заставив подозревать старика в родстве с кем-то из власть имущих. Да и безобидное ворчание вряд ли кому-то навредит, решил отчим Рони и перестал обращать внимание на Райчеса, который с осуждением покачал головой, увидев на ярмарке, с каким удовольствием усаживает себе на колени падчерицу сосед.

“Вон, другие вообще на плечи себе отпрысков взгромождают, и ничего! Привязался же старый… дурак!” – шипел про себя Слаер, теряя приятное расположение духа, и без того редко появлявшееся у него, особенно после осознания, что бить жену, носящую под сердцем его наследника, действительно не стоит.

Без подобных развлечений мужчина всё больше мрачнел, оживляясь лишь при виде Рони, которую всё больше баловал, разрешив даже посещение библиотеки, сперва убедившись, что смотритель уже совсем стар, да и пожилая уборщица присматривает за внучкой своей подруги. К тому же, можно было использовать запрет на библиотеку как наказание, от ещё одного воспитательного момента отказываться не стоило, решил Слаер, идя на уступку желаниям падчерицы в самом начале весны.

А кроме всего прочего этим жестом удалось немного исправить испортившееся отношение девочки к отчиму, который за зиму успел показать себя во всей красе, щедро раздавая тумаки всё более раздражавшей его жене. В чём-то он был даже благодарен соседу-советчику за тот неприятный разговор, но прощать его не собирался и считал, что тот понёс заслуженную кару, а сам Слаер сделал большое одолжение всей округе, избавив от неудобной персоны с неправильными жизненными взглядами.

– Это ж как ржавчина, стоит ей появиться, стоит не обратить вовремя внимание, не счистить, не смазать… И вот уже всё вокруг ржавое и непригодное ни для чего, – громко рассуждал мужчина среди приятелей, окружавших его в трактире с приятно тяжелыми от напитков кружками, гордясь собственной мудростью и с удовольствием выслушивая подтверждения оной от окружающих.

А Рони… А что Рони? Ей исполнилось двенадцать накануне той самой ярмарки. По этому случаю отчим расщедрился и разрешил ей покататься на всех придуманных для детей и взрослых аттракционах. Радостный настрой девочки чуть нарушил неприятный инцидент.

Приятное чувство полёта на качелях в форме огромной лодки сменилось ощущением подступающего кома к горлу, после чего её совершенно некрасиво и неприятно тошнило в ближайших кустах. Ещё хорошо, что удалось не испачкать недавно купленное к лету выходное платье, да распущенные волосы мама успела подхватить свободной рукой, второй прижимая к себе младшую дочь. Но умывшись и прополоскав рот чистой водой, Рончейя снова повеселела и даже решилась прокатиться на карусели, к счастью, на этот раз без всяких последствий.

Уставшие от впечатлений дети проголодались и вскоре семья уже чинно расселась среди соседей за временными столами на грубых лавках, которые каждый год быстро сооружали за пару дней, чтобы потом так же быстро разобрать и пустить на дрова. Девочке и самой было жаль нового платья, о каком она раньше и мечтать не могла, поэтому Рони решила потерпеть неудобные колени Слаера. Мини тоже сидела на коленях у матери, да и многих детей усаживали подобным образом. Правда, настолько взрослых, как Рончейя, всё-таки размещали отдельно.

“Но у них и платьев из такой красивой и нежной материи нет, нечего и сравнивать!” – решила девочка и окончательно успокоилась по этому поводу.