– Слушай, а почему ты не записываешь свои рассказы? – спросил Валентин Николаевич.
– Я когда пишу, начинаю думать, как правильно слово написать, где какую запятую поставить. А сама история в это время пропадает…
– Наверное, ты хочешь стать писателем? – подмигнул мне Олег Павлович.
– Нет, историком.
– Слушай, а мог бы ты рассказать какую-нибудь историю, допустим, вот об этих часах. Конечно, они не имеют за собой такого огромно прошлого, но, наверняка, у них есть своя история, – произнёс Валентин Николаевич и достал из жилетки карманные часы.
Я растерянно взглянул на отца, тот в ответ на мой вопросительный взгляд, кивнул.
– Попробую, – согласился я.
Валентин Николаевич потянулся через стол и передал мне часы. Они были из червлёного серебра. Я сжимал их в руках, но нужного состояния не возникало. Все ждали, шуршала магнитофонная плёнка, а я всё молчал и молчал.
– Там есть дарственная надпись. Если хочешь, прочти, может она разбудит фантазию, – подбадривал меня Валентин Николаевич. Увидев, что меня охватил столбняк, Олег Павлович кинулся на защиту:
– Давайте, отложим историю с часами на следующий раз. Наверное, после чаепития и таких конфет нелегко переключится…
– Нет. Это не из-за конфет, – возразил я. – Можно мне ваши часы даст папа.
– Не понял. Объясни, – удивился Валентин Николаевич.
– Лучше я покажу. Пап, возьми часы. А теперь отдай их мне.
Отец охотно исполнил просьбу. Да, теперь можно было говорить.
Глава седьмая. Часы
Он вышел из машины, приказал шофёру ждать, и двинулся к парадному входу. Вокруг стояли чёрные воронки. На ступеньках человек в длинном кожаном плаще ощупал его металлическим взглядом, и когда они поравнялись, безразличным голосом произнёс:
– Вы опоздали на десять минут.
– Знаю, – ответил он, а себе сказал:
«Главное, вести себя спокойно, уверенно. Если бы случилось что-то серьёзное, они бы не звонком вызвали, а сами приехали вот на таком воронке. Значит, ничего страшного не произошло. По крайней мере – пока не произошло. И надо отдать часы в ремонт. Минутная стрелка заедает. Но сейчас, главное держать себя в руках».
В кабинете сидели двое. Уже знакомый ему следователь в гражданском и неизвестный в военной форме, в чине майора.
– Это товарищ из Москвы, – пояснил следователь. И тотчас заговорил на отвлечённые темы, словно пытаясь снять возникшее напряжение.
– Как устроились в новом доме?
– Отличная квартира. Четыре комнаты. И кабинет наконец есть, и сыну отдельная комната
– Да, кстати, я слышал, он приболел.
– Велосипед виноват. Не удержал равновесие, ну и как результат – рука в гипсе. Ничего, скоро снимут. Мальчишка, сами понимаете.
– Ясно, – сказал следователь, и чуть помедлив, опять произнёс: – Ясно… А здоровье вашей супруги?..
– Нормальное. Но может, перейдём к делу. Думаю, вы меня не для праздных разговоров вызвали.
– К делу, так к делу, – согласился следователь и придвинул к посетителю заготовленную папку. – Я не настаиваю, чтобы вы прочитали всё. Материала много, а времени мало. Но с первыми страницами вы обязаны ознакомиться.
Посетитель степенно достал из нагрудного кармана футляр, извлёк оттуда очки и погрузился в чтение. Не прошло и пяти минут, как он вновь поднял глаза и ошарашено произнёс:
– Этого не может быть!
– Как понимать ваши слова? Вы хотите выразить нам недоверие? Следствие длилось полгода. Видели подписи, что стоят под протоколом. Узнаёте фамилии?
– Да. Там несколько моих однокурсников. Это меня поражает больше всего.
– Что вы лично можете сказать о профессоре. Не для протокола.
– Что сказать? Замечательный педагог. Вырастил не одно поколение специалистов. Эрудированный. Знает несколько языков. В общем…