Мать, погрузившись в свои мысли, тихонько понукала лошадь. Ось колеса поскрипывала, телега покачивалась на неровной просёлочной дороге. И девушка погрузилась в дремоту. Её разбудил раздался гортанный голос:

– Почему ты не веришь мне?

Птица парила над телегой, тень её крыльев скользила по траве, камням и песку.

– Что с тобой? Ответь!

Но дочь пасечника упрямо хранила молчание.

– Значит, и ты теперь не веришь, что я существую?! Тогда смотри!

Она взмыла высоко в небо и оттуда спикировала прямо к лошадиной морде, а затем снова скрылась в низких облаках. Лошадь громко фыркнула, мотнула головой и вдруг встала на дыбы.

– Ну-ка, стой! – испугалась мать. Спустившись с телеги, она стала внимательно разглядывать упряжь, потом поочерёдно копыта лошади.

– Птица, – объяснила девушка. – Лошадь испугалась птицы.

– И никакая это не птица. Подкова слетела. Видишь? И обратившись уже к лошади, сказала: – Ничего, милая, потерпи. Ведь не зима – лето. Довези нас как-нибудь.

Повозка покатилась дальше. И вдруг снова появилась птица. Взмахнула крыльям,

– За поворотом вы встретите пастушонка, там, на дороге, – проговорила она.

Девочка приподнялась, чтобы лучше видеть дорогу.

– Ты чего? – спросила мать.

– Когда въедем на горку, появится пастушок, – ответила она.

– Опять птицу слушаешь? Ничего, недолго ей тебя мучить.

Пастушок, действительно появился. Он промчался мимо них, крикнув на ходу: «Здоровьица вам!».

Мать, поджала губы, она всегда так делала, когда не знала, что ответить. Да и не о чем тут говорить. Спешить надо. И она сильнее обычного пришпорила лошадку. А птица покружила над повозкой и исчезла из виду из виду.

Старуха с клюкой встретила их у ворот, проворчала:

– Что ж вы так долго? Привязывайте лошадь, да в дом идите.

Мать рассказывала обо всем обстоятельно, пару раз даже заплакала, Девочка молчала. Лишних вопросов старуха не задавала, только согласно кивала. Когда мать закончила, задумчиво произнесла:

– Птица, значит?.. Я уже старая, так что обряд совершу единожды. Оставим здесь вашу птицу. Не летать ей больше.

Девочку посадили на осиновую чурку посреди комнаты. Старуха встала за её спиной. В правой руке она держала небольшой кусочек свинца. Шепча какие-то заклинания, она вращала свинец над макушкой девочки, затем над руками, ногами, животом, провела им вдоль спины – к затылку. Потом поплевала на свинец и, завернув его в лоскуток, вложила девочке в руки.

– Сиди, и читай молитвы, какие знаешь. Можешь и своими словами попросить у Создателя, чтобы освободил тебя от этой напасти.

Дочь пасечника осталась одна в комнате. Она всё глубже погружалась в молитву, и когда по щекам потекли слёзы, из стены вперевалку вышла птица.

– Хочешь, чтобы я исчезла? – спросила она и, не получив ответа, продолжила, – Я бы могла многому научить тебя. Людям нет до тебя дела. А ты меня видишь, потому что ты тоже птица, только не знаешь об этом.

Девочка крепко закрыла глаза и снова зашептала молитву. Обе женщины стояли в проёме дверей и видели огромную птицу, переминающуюся с ноги на ногу, и слышали каждое её слово.

– Теперь мы смотрим её глазами, – пояснила старуха и подошла к девочке. – Дай мне свинец, дочка. Пора приступать, а то солнце скоро пойдёт на закат.

Над полыхающим огнём свинец плавился, растекаясь по дну железного ковша, а потом его выливали в воду, что была в другом точно таком же ковше. Это действие совершалось над теменем девушки. Свинец, шипя, становился из жидкого снова твёрдым, приобретая диковинные формы. А старуха, покуда он лился, бормотала то ли молитвы, то ли заклинания. Потом извлекала металл из воды, вертела его в руках, качала головой и вновь отправляла на огонь. Обряд повторили семь раз. Наконец она извлекла свинец из воды и, перебрасывая его с руки на руку, чтобы не обжечься, положила на лоскут ткани.