– И не вздумай покинуть Дегхельм раньше, чем я вернусь, моя милая.

Больница была первым местом в Дегхельме, где побывала Лина. Она помнит белые стены и потолок, жесткий матрас с неудобной подушкой, утренний свет, льющийся из окна, и почти абсолютную тишину. И ужасную, раскалывающую напополам боль в голове, которую она почувствовала, еще даже не открыв глаз. Ей сообщили, что она была найдена прошедшей ночью у порога дома Перкенсонов, что невдалеке от леса, без сознания и с многочисленными ушибами. В черепно-мозговой травме нет ничего приятного, теперь девушка знала это на себе.

И тут же, к своему внезапному ужасу, она поняла, что это все, что она знала. Вообще. О месте, где она находится, об окружавших ее людях и о том, кто она сама такая, она не имела ни малейшего понятия. Она не помнила ни единого события, предшествовавшего ее пробуждению – даже воспоминание о собственном имени кануло в лету. Доктор и медсестра были безуспешны в своих попытках унять начавшуюся у пациентки панику. Она кричала и плакала, хватаясь за голову и без остановки спрашивая себя: «Кто я?», «Кто я?», «Кто я?»

Девушка, как помешанная, не переставала метаться по комнате, несмотря на головокружение, тошноту и боль во всём теле. А затем в палату вошла другая женщина. Она подошла к Лине и мягко поймала ее за руки, уговорив посмотреть на нее и послушать. Это была Лесма Перкенсон. Ее успокаивающий завораживающий голос утихомирил бурю, разразившуюся внутри девушки, и она в немом бессилии вернулась в кровать. Миссис Перкенсон убедила ее поесть и отдохнуть, пообещав, что со всем остальным они разберутся позже.

Следующие несколько недель ушли на восстановление. Каждый вечер перед сном Лина усиленно пыталась вспомнить хоть буковку своего имени, хотя бы один неясный образ близкого человека – пустота. А потом она начала фантазировать. Что она супер-герой, спасавшийся от погони и угодивший в западню злодея, или же беглая преступница, на которую объявила охота вся страна. Но если бы было и так, ее бы уже нашли. В своем отчаянии она уже была готова обрадоваться, даже если бы за ней пришли органы правопорядка, чтобы задержать или даже отправить за решетку – в этом случае хотя бы они рассказали ей, кто она и что сделала.

Но время шло, а девушку, появившуюся в дегхельмском лесу при таких странных обстоятельствах, так никто и не смог – или не захотел – найти.

Единственным лучом света в этом черном омуте беспамятства для девушки стала тётя Лесма. Женщина навещала ее почти каждый день, приносила вкусности и делилась новостями, историями из своей жизни и о чудны́х пациентах, которых ей довелось встретить за годы работы в больнице. А однажды тётя Лесма призналась, что Лина очень походит на ее дочь. Сейчас ей было бы уже двадцать два, но до этого возраста ей было не дано дожить.

– Ее звали Эйлин, – поделилась в тот вечер тётя Лесма. – Она была такой же доброй и участливой, также искренне смеялась, а ее улыбка была способна растопить даже самое холодное сердце.

– Эйлин… Тогда… что если меня будут звать… Лина? Раз уж мы так похожи, – она неуверенно посмотрела на тётю, ожидая ее одобрения.

– Лина, – задумчиво повторила женщина. – Это очень красивое и необычное имя. Совсем как ты, дорогая.

Когда подходило время ее выписки, теперь уже Лина вновь начала впадать в отчаяние: ведь ей было совершенно некуда идти.

– Даже не думай, что я теперь куда-то отпущу тебя одну, – с улыбкой сказала тогда тётя Лесма, взяв девушку за руку. – У меня большой дом, в котором мне одиноко. Животные в округе и те разбежались. Что делать, им не по вкусу мое утреннее пение, – пожурила женщина.