Наверное, некогда такие учения, как йога, содержали в себе почти все необходимое для такой трансформации. Очевидно, оно было наименее алгоритмизируемым и, как нам представляется, полностью исчезло в процессе тиражирования. Многие мощные системы, некогда предназначенные лишь для подготовленных адептов, вынуждены были в погоне за тиражированием превратиться в набор расфасованных по стандартным пакетам упражнений – возможно, полезных для физического здоровья и структурирования времени, но потерявших по пути свою сердцевину.

А может быть, нам просто не повезло – в наших поисках нам встречались либо очень поверхностные, либо очень замороченные на собственной просветленности гуру.

Как бы то ни было, тайчи, цигун, йога – индивидуальные практики, направленные на внутреннее раскрытие человека в значительно большей степени, чем на развитие его общения с партнером. Кроме того, эти системы в основе своей неэмоциональны. Дельфин же, лишенный эмоций, – это кошмарный триумф борцов за искусственный интеллект.

Все это приводило к мыслям о танце, причем не всяком, а только парном, замешанном на страсти, только том, где два партнера становятся взаимопроникающими, где они продолжают и раскрывают движения, эмоции, качества, стремления друг друга. Где они ведут предельно интенсивный диалог, основанный на невербальном резонансе.

Эксперименты Н. Бернштейна, в ходе которых он снимал на темном фоне танцоров, предварительно нарисовав белые точки на их черных костюмах, показали, что движения танцующих имеют математически точный волновой характер. Как и существование воды.

Для индусов Бог – не мужчина и не женщина, это танцующее единство их двоих. Сам танец. «Парный циклон» (выражение Лилли), образующий алхимическую энергию трансмутации.

Было ощущение, что здесь мы оказываемся очень близко к чему-то фундаментально важному для нас.

Мы «поймали» Джакомо Риззолатти в холле отеля в перерыве между заседаниями какой-то конференции. Его открытие – неудобная тема в науке, потому что отрицать его бесполезно (все опыты доказательны), а принять сложно, потому что это привело бы к пересмотру многих заблуждений, на которых держатся программы образования, научные школы и социальные практики. Первооткрыватель зеркальных нейронов, он доказал, что наша природа основана не на «праве сильного», не на агрессии и индивидуальном выживании, а на эмпатии, сочувствии, сострадании.

«Про дельфинов я ничего не знаю», – с удивлением сказал он при первой встрече. Но мы рассказали ему о наших первых опытах, убедивших нас, что дельфины – едва ли не самые эмпатичные существа – несомненно, как и мы, обладают зеркальными нейронами. Через несколько лет после этого, на открытии первого Фестиваля Дельфинства, он, обведя взглядом аудиторию, скажет: «Понимаете, это означает, что мы – ты, я, он, – мы все на самом деле одно существо».

Мы искали практику эмпатии, основанную на универсальном, не зависящем от языка и культурных традиций, подходе к контакту: сочувствие, умение без слов угадывать мысли, эмоции, намерения друг друга.

Эмпатия, маскирующаяся танцем, который невозможен там, где разбито открытое Джакомо зеркало.

Нам нужен был «Урок танго» – как в одноименном фильме. Мы встретились с его хореографом и главным героем Пабло Вероном вечером в кафе на бульваре Клиши, за час до его отлета в Буэнос-Айрес, чтобы попытаться сбивчивой скороговоркой рассказать ему, что мы ищем. Время кончилось почти сразу.

Пабло посмотрел на часы, взял телефон, набрал номер и попросил перенести его вылет на следующее утро. Потом помолчал и сказал: «Меня когда-то приятель пригласил в парк аттракционов, где он работал и куда накануне привезли дельфиненка. Я окунулся в бассейн, где он плавал какими-то неровными кругами, и стал плавать вместе с ним. И вдруг он подплыл ко мне, и я взял его на руки. До сих пор чувствую, как он дрожит… а теперь расскажите еще раз, что вы задумали. Время у нас есть».