Мэриголд оглядела кабинет. Она предположила, что это было единственное место в крепости, где не бывала Розалинда. Комната была загромождена книгами и инструментами, а деревянные доски пола были покрыты застарелыми пятнами от зелий. В воздухе пахло сыростью и гарью злой магии. В центре кабинета стояли большой железный котёл, в данный момент пустой, и пьедестал, где был закреплён огромный, как глаз великана, хрустальный шар, внутри которого сейчас клубился дым. Грифельная доска, стоявшая неподалёку, была исчерчена символами и уравнениями, однако Торвилл даже не смотрел на неё.

– Вы не выглядите очень занятым, – заметила Мэриголд.

– Я тону в отчаянии. – Торвилл пнул стену. – Это требует много усилий.

Мэриголд вполне догадывалась, что привело волшебника в столь мрачное настроение.

– Те люди, с которыми вы разговаривали, – сказала девочка, – Страдания. Они?..

Пинок.

– Ты что-то хотела, принцесса?

– Да, – ответила Мэриголд, – хотела. То есть хочу. – Нелегко было разговаривать с человеком, погружённым в отчаяние. – Я хочу научиться накладывать проклятия, – сказала она спине Торвилла. – Расскажите, как это делать.

Торвилл пнул стенку обеими ногами сразу, и кресло, заскрежетав, развернулось к девочке.

– Нет. – Он поднялся и посмотрел в глаза Мэриголд. – Во-первых, я занят. А во-вторых, я не хочу.

– Но мне нужно произвести впечатление на Крючкотвора, – объяснила девочка, – а ему всё равно, сколько банок полуночной краски я нанесу на стены. Что его действительно впечатляет, так это проклятия. Особенно ваши проклятия, – добавила она, вспомнив совет своего учителя по этикету о пользе удачно сказанного комплимента. – Он даже дал мне книгу по этой теме. Я уже прочитала о том, как вы завязали дороги королевства Тискари в узлы, а также о чуме невидимых ящериц, которую вы напустили на королевство Туманное Ущелье.

– Это было пять лет назад, и они до сих пор пытаются поймать этих ящериц. Я слышал, что в прошлом месяце кронпринц нашёл одну из них в своей наволочке. – Торвилл улыбнулся, но лишь на мгновение. – Эти заклинания слишком сложны для новичков.

– Тогда научите меня чему-нибудь попроще! Ведь вы сказали, что у меня есть потенциал.

Торвилл сел обратно в кресло:

– У меня начинает болеть голова.

Он был упрям, но Мэриголд была ещё упрямее. Ей потребовалось пятнадцать попыток, чтобы сделать лодку с движущимися парусами, но в конце концов она добилась своего.

– Если вы не согласитесь учить меня, – заявила она, – я устрою очень громкую истерику.

– В таком случае, – ответил Торвилл, – я зачарую твой голос.

– Я разобью ваш хрустальный шар.

– Я прокляну тебя чесоткой.

– Я порву записи о ваших злодеяниях, – пригрозила Мэриголд, – а обрывки утоплю во рву.

Торвилл потёр виски.

– Я начинаю понимать, – сказал он, – почему в Имбервейле не хотят твоего возвращения. Встретимся завтра в десять утра, и не вздумай опоздать.

За все годы занятий у Мэриголд не было такого учителя, как Торвилл. Он не вручал ей охапки книг для чтения и не выдавал бумагу и перо. Он стирал записи с доски взмахом мантии, поднимая в воздух облако меловой пыли, а говорил так быстро, что Мэриголд казалось, будто она бежит за ним, пытаясь поймать слова, которые буквально растворялись в воздухе.

– Некоторые заклинания злы, – говорил Торвилл, – а другие, как ни прискорбно, можно использовать во благо. Некоторые необходимо употребить сразу же после приготовления, другие можно засушить и хранить в бутылках до тех пор, пока не понадобятся. Некоторые относятся к большой магии, то есть для их применения требуется группа волшебников, а другие так просты, что их осилит даже ребёнок. – Торвилл взглянул на Мэриголд и многозначительно поднял бровь. – Но для каждого из них необходимы три вещи: