– Ты хочешь… меня? – В груди пробудилось знакомое и в то же время какое-то новое чувство. Та самая тяга. Неукротимая энергия обожгла ребра, и зловещее тепло разлилось по груди. Кожу обдало жаром, волоски на руках приподнялись.

Джек наклонился вперед:

– Да.

Тяга крепла, становилась удушливой, вытесняла из легких весь воздух. Тепло распалялось, становилось жаждой. В голове зарождались темные мысли, уничтожая последние крупицы ясности.

– Почему?

Он провел языком по зубам, сжав пальцами край кресла:

– Есть причины.

– А как ты меня хочешь? – Я откинула одеяло.

Мои бледные ноги блестели в слабом утреннем свете, подол простой сатиновой рубашки собрался складками на бедрах. Джек Уоррен заскользил взглядом по кружевной ткани, по изгибам моих ног. От него веяло несокрушимой силой, которая затягивала меня все дальше и дальше, в самые глубины его орбиты.

Еще один порыв ветра – теплого, как красное вино, и в то же время холодного, как лед, – пробежался по комнате. Неведомая сила уже не просто влекла меня к Джеку Уоррену. Она искрила. Я впилась взглядом в его лицо, в золотые глаза, в темные волосы, вслушивалась в жаркое дыхание, которое он пытался скрыть за маской спокойствия. Голова кружилась от запаха дождя и олеандра, который от него исходил. Мне вдруг стало холодно. Холод, отчаяние и пустота заполонили меня. Вот бы коснуться его кожи, притронуться к губам, вот бы ощутить его внутри…

– Как. Ты. Меня. Хочешь? – В дальнем, покрытом паутиной уголке сознания отчаянно билась мысль: «Хватит! Сорви у него с пояса пистолет и беги, беги, беги!» – но она была ничтожно слаба в сравнении с магнетизмом его присутствия. Перед моими глазами проносились картины: пестрые поля, ядовитые цветы, гибнущие под ладонью, покрытой татуировками, теплая кожа, обласканная рваным шепотом. Вот что меня ждет, если я пойду за ним, если подпущу его к себе.

Он не ответил. Я встала на четвереньки, слегка провалившись в мягкий матрас. Теперь наши глаза были на одном уровне. Казалось, это сейчас правильнее всего. Быть наравне. Приблизиться к нему. Почувствовать, как воздух из моих легких перетекает в его. Золотые глаза потемнели: зрачки увеличились до того сильно, что от радужки почти ничего не осталось. Подлокотник кресла скрипнул под его пальцами. Он придвинулся на самый краешек сиденья.

– Прямо так, – прошептал он.

Я двинулась вперед. Он низко застонал:

– Прямо так, дорогая. Ползи ко мне.

По моей спине пробежала волна жара и стекла в самый низ живота. Меня душили мои желания. Тонкая ткань ночной рубашки опустилась, обнажив грудь, и все внимание Джека тут же устремилось на нее. Руками я добралась до самого края кровати и потянулась вперед. Мы с Джеком замерли, оказавшись нос к носу. От него веяло мускусом и жаром, облизывавшим мою кожу. Я задержала глаза на его губах, выжидающе, вопросительно… Нет, это не я.

Он поймал пальцами мой подбородок:

– Я скучал по тебе.

Я зажмурилась и рвано выдохнула сквозь зубы. Джек, не отпуская моего лица, провел большим пальцем по моим губам. Я почувствовала вкус кожи. Так и не снял свои треклятые перчатки! Поскорее бы. Пусть прикоснется ко мне без них, я так хочу этого! В горле заклокотал жалобный стон. Стоило мне открыть глаза, как он высосал из меня остатки света.

– Проси что хочешь, аннвил. Что угодно. – Он обжег мне щеку своим дыханием и замер. Наши губы почти соприкасались.

И тут он вдруг склонил голову набок, словно бы впал в какое-то сверхъестественное оцепенение. Ни один волосок на его голове не дрогнул. Глаза не моргали, а пульс в пальцах, по-прежнему сжимавших мой подбородок, будто бы смолк. Никогда прежде не видела, чтобы человек вот так замирал. Разве что звери перед лицом неотвратимой угрозы.