Призрачные струны замолкли, уступив незримую сцену барабанам. Шелковое платье, которое было на мне, исчезло. Я вновь оказалась в тапочках и ночнушке. Темный принц тоже растворился в воздухе, оставив на моей липкой ладошке лишь горсть семян. Дыхание мое ускорилось, стало неровным и иступленным, как и ритм барабанов. Я…

Я проснулась. Яркий свет, бьющий в окно, заставил сощуриться. В щели под дверью было видно, как по коридору то и дело пробегают тени – это люди спешат кто куда. Просто сон, такой же, как и всегда… а может, что-то большее? Дьявол всегда подмечал то, что укрывалось от моего внимания, то, в чем я не признавалась даже самой себе. Повелевать цветами, землей, собственным воображением, им… получить всецелую власть над всем в моей жизни – вот каким было мое единственное искреннее желание.

Почти всегда я была в ужасе от мысли, что может произойти, если он и впрямь меня найдет. Но иногда втайне молилась, чтобы так и случилось.

Нью-Йорк оказался огромным.

Ранним утром наш поезд прибыл в город. Мы сошли на станции «Центральный вокзал», чем-то напомнившей гигантскую пещеру, стены которой украшены позолотой, а пол выложен мрамором. Куда ни кинь взгляд, повсюду были дамы в нарядных платьях, мужчины в костюмах и дети, которые либо торговали газетами, либо кричали, что начистят обувь всего за два цента. За пределами вокзала хаос не закончился, лишь выплеснулся вместе с нами на улицы и настиг даже в подземке, где столпилось столько народа, что мне с трудом удавалось удерживать ручку своего чемодана. Мы приехали в центральный район и пробились сквозь людское море к какому-то невзрачному многоквартирному дому. Томми достал из кармана связку ключей, и мы зашли в нашу новую квартиру.

Как ни крути, а с домом ее было никак не сравнить, но я ожидала, что будет гораздо хуже. За входной дверью нас встретила просторная гостиная, от которой тянулся узкий коридор, ведущий на крошечную кухоньку. Еще в квартире было две спальни, начищенный до блеска деревянный паркет, свежевыкрашенные стены. Стоило только взглянуть на них, и я тут же затосковала по обоям в цветочек, которыми был обклеен наш фермерский домик. Мебели в квартире было не много, но зато за нее не требовали плату. На шторах собралась пыль, кровати стояли неприбранные, но в остальном здесь было довольно чисто.

– Тут без женской руки не обойтись, – подметил Томми. Он вручил мне стопку банкнот и сообщил, что ему надо ненадолго зайти в контору, а после он сразу же вернется домой. – А ты времени даром не теряй.

Вскоре я уже вышла на крыльцо нашей гигантской каменной многоэтажки, поправляя сумочку. Томми упомянул, что жить мы будем в тихом районе. Если это тихо, то что же такое громко? Я всерьез сомневалась, что вообще смогу тут уснуть.

Куда бы я ни смотрела, взгляд всегда утыкался в людей. Низеньких, высоких, богатых, бедных, молодых и старых, белых и смуглых… Люди были повсюду. Все население Фэйрвиля легко уместилось бы в старой церкви, стоявшей в городе, – там жило всего несколько сотен человек, и, кроме них, я почти никого не встречала. Иногда я заводила разговоры с теми, кто оказался в Фэйрвиле проездом, но папа относился к чужакам с недоверием, а Томми и того хуже. Это недоверие передавалось и мне всякий раз, когда эти самые приезжие мужчины слишком уж долго пялились на меня на улице. Я привыкла считать себя хорошенькой, но в Фэйрвиле толком и не из кого было выбрать. Мимо прошествовала толпа дам в дорогих нарядах. Их вид заставил меня поправить прическу и обновить помаду на губах.

Немощеных троп в Нью-Йорке почти не было, и к этому тоже еще предстояло привыкнуть. Из-под подошв не взмывали крупинки земли, зато в переулках клубился густой смог – из-за фабрик, которых тут было немало. Он смешивался с выхлопными газами и прямо-таки разъедал легкие. Люди вокруг переговаривались, беззаботно болтали, источали кипучую энергию. Дети в рваных обносках играли всего в паре футов от франтов в дорогих костюмах, которые пришли на деловую встречу. Мимо прошла группка молодых женщин в коротких юбках и фетровых шляпах. Я задержала взгляд на их лодыжках и голенях, гадая: неужели отцы и мужья отпускают их в город в таком виде? Томми вот вечно твердил, что я леди и одеваться должна под стать.