Первин была раздосадована, но знала, что перечить отцу в лоб бесполезно. А покойный дедушка наверняка принял бы сторону Джамшеджи. Вздохнув про себя, она повернулась спиной к портрету дедули Мистри и зашагала наверх по удобным начищенным ступеням, в самый дальний угол второго этажа, к чугунной лесенке на крышу.

Люк, скрипнув, открылся, Первин осторожно ступила на известняковую плиту. Крыша была примерно такая же, как и у всех соседей: бельевая веревка, несколько больших глиняных горшков для сбора дождевой воды. В детстве они с братом любили перебрасываться мячиком через веревку – пока в люке не появлялось сердитое дедушкино лицо и он не приказывал им немедленно спуститься вниз, а то… Мистри-хаус был едва ли не самой высокой постройкой на всей улице, ребенок оступится – и конец. Впрочем, сейчас было не до воспоминаний.

Первин посмотрела в сторону порта, где отчетливо виднелся могучий серый корабль – остальные суда казались с ним рядом карликами. И без бинокля было видно, что это военный крейсер. В годы Первой мировой войны она видела такие же огромные корабли у берегов Англии.

Люк скрипнул, Первин обернулась и увидела Мустафу. Корзина выстиранного белья казалась ужасно нелепой в руках у рослого величественного патана.

– А вы почему на крыше? – спросил он, развешивая влажные салфетки и полотенца.

– Да вот смотрю, прибыл ли принц. Мустафа, стирка – не ваше дело, – укорила она старого слугу.

– А что делать-то? Дхоби[9] сегодня не придет. – Мустафа увидел крейсер, взгляд его смягчился. – Корабль его величества «Ринаун»!

– Помпезное название, под стать пассажиру, – съязвила Первин.

– Нельзя относиться к принцу предвзято. Что, если он привез долгожданные новости? – Мустафа закинул кухонное полотенце на веревку с верным расчетом бывшего сержанта Индийской армии. Пенсия, которую ему назначили после увольнения, оказалась такой мизерной, что пришлось подрабатывать в Мистри-хаусе.

– Еще пятьдесят лет британского правления – по мне, никакие не долгожданные новости.

Мустафа закрепил полотенце прищепками, разгладил и только потом ответил:

– А вдруг правительство решило даровать Индии статус доминиона? Уж кому сообщить такие новости, как не нашему кронпринцу!

Первин закатила глаза:

– Я понимаю, что Эдуард вызывает у вас интерес, но не будем забывать, что он принц Уэльский, не Бомбейский.

– Что-то вы нынче не в духе, Первин-мемсагиб.

– Не время праздновать и размахивать флагами. Вы же знаете: многие остались дома, бойкотируют его приезд, а сторонники Гандиджи решили сегодня развести костер. И прибытие принца только раздует пламя.

– Костер уже развели. – Мустафа указал к северу, где поднималась в небо струйка черного дыма. – Меня вот что смущает: они собираются жечь одежду, уничтожать полезные вещи. По счастью, костер развели далеко, его королевское высочество не поедет в том направлении. И я всей душой горжусь тем, что первые свои шаги в Индии он сделает через постройку, возведенную вашим братом. – Мустафа понизил голос, словно боялся, что кто-то подслушает его хвастливые слова. – Будь ваш достопочтенный дедушка жив, он бы очень этим гордился.

– Не сомневаюсь. Но Ворота Индии пока не достроены. Дедушка бы сказал, что негоже разводить столько подрядчиков, это только затягивает процесс.

Мустафа, будто и не услышав, продолжал:

– Принц Эдуард пройдет через Ворота, потом обратится к собравшимся. Приветствовать его будут наш вице-король, губернатор и мэр. После этого он проедет в карете по городу и поднимется на Малабарский холм в Дом правительства, который станет его временной резиденцией.